Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?
Шрифт:
Христианизаторство не было не только главной, но и сколько-нибудь существенной частью византийской внешнеполитической стратегии. Так, государственный деятель XI в. Михаил Пселл воспринимает крещение варваров как совершенно мизерную возможность. В письме Исааку Комнину он называет три допустимых способа обращения с варварами: самое желанное и «любезное Богу» — их полное уничтожение, на втором месте — их отселение, на третьем — их подчинение [1107] — крещение здесь вообще не упоминается! В другом месте Михаил пишет, что замирение варваров — это самое лучшее, на что следует рассчитывать. Бог приводит кочевников к оседлости, приучает варваров к земледелию, превращает враждебные племена в дружеские — но об их христианизации опять ни слова! [1108] Евстафий Солунский в XII в. восхваляет императора Мануила Комнина за то, что «[у завоеванных агарян их] дикость была приручена, и вместо луков у них в руках орало, и земля рассекается бороздами, а вместо меча — серп, и урожай пожинается, а вместо боевого коня запрягают
1107
« , », — . , . . 5 (Venetia,1876), . 417—418.
1108
Michaelis Pselli Scnpta minora / Ed. E. Kurtz. Vol. I (Milano, 1936), p. 340—341.
1109
Eustathii Thessalonicensis «Огайо ad Manuelem Imperatorem», W. Regel, Fontes rerum byzantinarum. Т. I (Petropolis, 1892), p. 28.16—21.
Зато идеи всемирной Империи, никогда окончательно не умиравшие в Византии, каким-то образом связывались в головах ромеев с идеей христианизации — недаром же в нарисованной Пселлом утопии в состав «управляемой Константином Мономахом империи» входят «египтяне… эфиопы, инды, скифы, сарматы и даже гипербореи, над головами которых находится полюс» [1110] . Если египтяне и инды появились в этом перечне явно по традиции, то остальные народы — очевидным образом христиане: и «скифы» — болгары, и «сарматы» — печенеги, и «гипербореи» — руссы. В XII в. эта идея нашла себе неожиданное и, надо думать, ироническое отражение в сочинении «Тимарион». В нем представлена картина загробного мира, где к традиционным мифологическим судьям Миносу и Эаку прибавлен… реальный византийский император IX в. Феофил. «Поскольку вера галилеян распространилась по всей вселенной и захватила всю Европу и значительную часть Азии , Провидению соблагорассудилось посадить и кого-нибудь такого к этим древним эллинским судьям» [1111] . Характерно, что этот «кто-то» — не церковное лицо, а император!
1110
« » (см. прим. 30), p. 113.
1111
Тгтапоп und MazaHs’ Fahrten in den Hades (Leipzig, 1860), S. 72.
Данную черту мировосприятия византийцев легко счесть экспансионизмом. Д. Оболенский постулировал наличие гигантской, весьма сложной и разветвленной системы международных сношений Империи, которую он назвал «Византийским Содружеством Наций». Однако если взглянуть на самую ткань взаимоотношений ромеев с окружающим миром, мы увидим, что в ней изоляционизма было не меньше, чем экспансии. Ромеи повторяли шаг в шаг опыт римского империализма там, где такой опыт имелся (в Болгарии, в Закавказье), но когда речь заходила о землях, которые не входили в круг территориальных амбиций Рима, терялись и не знали, что с ними делать. Теоретически, конечно, весь мир должен был подчиняться Константинополю, причем с санкции самого Бога; понятие «вселенский» никогда не исчезает из титулатуры императора [1112] . Но в реальности у Византии не было не только сил, но и амбиций подчинить себе такие далекие и чуждые страны, как Русь или Литва, — впрочем, и смириться открыто с их автономным существованием она не могла. Результатом этого противоречия стал своего рода «культурный аутизм» Империи. «Византийское Содружество Наций» — это не столько реальная конструкция, сколько самообман.
1112
См.: О. Treitinger, Die ostromische Kaiserund Reichsidee (Darmstadt, 1956), S. 160—180.
Даже в тех случаях, когда подчинить новокрещенных надежды не было, ромеи все равно подходили к их христианству весьма потребительски — оно призвано было ограничивать дикость неофитов и обуздывать их агрессию против Византии. Главное достоинство христианизации, с точки зрения византийца, это «замирение». Крещение есть способ очеловечить варвара, но одновременно, в каком-то смысле, и подчинить. Этот мотив многократно звучал в предыдущих главах. Пожалуй, наиболее цветисто выразил его Евстафий Солунский. Восхваляя Мануила Комнина за его просветительскую деятельность, он пишет: «Раньше кто-нибудь мог бы сказать, что они — волки, ворвавшиеся на пастбище, в ромейские владения, что они радуются [пролитию] крови христиан… Но ты превратил их из волков в людей. Страх перед царем взаправду достиг того, что, согласно легенде, [смогло] сотворить [волшебное] питье Цирцеи, — но только наоборот:
1113
Eustathii Thessalonicensis Opera omnia / Rec. P. Wirth [CFHB y XXXII] (Berlin — New York, 2000), p. 207.75—86. «Воют дикие волки, — восклицает он же в другой речи, — но мы пусть услышим [блеянье] Божьих овец, которых он [Мануил] пасет, как и подобает апостолам Божьим» (Ibid., р. 237—238).
Коль скоро никакого другого смысла, кроме военно–политического, в христианизации варваров не виделось, то обращение их «просто так» невольно воспринималось с некоторым подозрением. В конце концов, православие являлось одним из тех особых «знаний о сущем», которыми, с точки зрения ромеев, неразумно было делиться с чужаками (см. эпиграф к данной монографии)! Оставьте наше православие нам — так можно, наверное, сформулировать самое усредненное отношение византийца к делу христианизации варваров. Видимо, в глубине души ромеи не воспринимали миссию как богоугодное дело. В византийской «Повести о заключенном бесе» рассказывается, что однажды авва Лонгин, поймав черта, заставил его рассказать, какими способами тот отнимает у монахов шансы на спасение души. Враг человеческого рода в подробностях перечисляет, как он сеет между иноками распри, возбуждает в них гордыню, подталкивает на блуд и т. д. Среди прочих хитроумных дьявольских козней есть и такая: «Это я… отправляю их [монахов] в страну варваров под предлогом учительства ( … )» [1114] . Это неожиданное признание помогает многое понять в восприятии самими ромеями того, что мы выше условно называли «византийским миссионерством».
1114
Н. Дурново, Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной русской литературе (Москва, 1915), с. 13.
Сокращения
АДСВ —Античная древность и средние века (Свердловск).
Айбабин, История — А. И. Айбабин, Этническая история ранневизантийского Крыма (Симферополь, 1999).
Васильевский. Житие — В. Г. Васильевский. «Житие св. Стефана Сурожского», Он же, Труды , т. 3 (Санкт–Петербург., 1915).
ВВ — Византийский Временник (Санкт–Петербург — Москва).
История агван — История агван Мойсея Каганкатваци, писателя X в. (Санкт–Петербург, 1860).
Константин — Константин Багрянородный, Об управлении империей (Москва, 1989).
Марр, Крегцение — Н. Я. Марр, «Крещение армян, грузин, абхазов и аланов св. Григорием», Записки Восточного отделения имп. Русского археологического общества, т. 16, вып. 2/3 (1905).
Мещерская, Деяния — Е. Н. Мещерская, Деяния Иуды Фомы (Москва, 1990).
Назаренко, Древняя Русь — А. В. Назаренко, Древняя Русь на международных путях (Москва, 2001).
Пигулевская, Арабы — Н. В. Пигулевская, Арабы у границ Византии и Ирана в IV-VI вв. (Москва — Ленинград, 1964).
ПВЛ — Повесть временных лет (Санкт–Петербург, 1996).
Подскальски, Христианство — Г. Подскальски, Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988 — 1237 гг.) (Санкт–Петербург, 1996).
Принятие — Принятие христианства народами Центральной и ЮгоВосточной Европы и крегцение Руси (Москва, 1987).
Розов, Нубия — А. Розов, Христианская Нубия. Ч. 1. Источники для истории христианства в Нубии. 2 пагинация (Киев, 1890).
Продолжатель Феофана — Продолжатель Феофана, Жизнеописания византийских царей. Пер. Я. Н. Любарского (Санкт–Петербург, 1992).
Сказания — Сказания о начале славянской письменности / Изд. Б. Н. Флоря (Москва, 1981).