Вкус фламинго
Шрифт:
– За какие поступки, ма?
– Сам знаешь! Армену пришлось за твои ириски заплатить! А в скольких ты ещё магазинах их купил?! Мне вас всех кормить надо, а ты?! Всё. Слышать тебя не хочу! Дома поговорим!
Санька тащился по грунтовой дороге, а затем и вовсе отстал: «Ну, всё, мама! Ну всё…» Он встал на обочину, посмотрел на густую траву поляны и бросился туда. Мать в это время обернулась и только и успела крикнуть: «Куда пошёл?! Быстро домой! Немедленно!»
***
«Та-ак… Кочки помню, шпалы помню… Тут я шёл
***
В шесть утра столько росы, что резиновые сапоги блестят, как новенькие. Маленькие капли ручейком сползают с зелёной обуви и утекают в землю. А там… А там… А там оказывается, змеи! «На тебе! – резко ткнул лопатой в одну Сашка. – Сколько вас тут ещё?!» Чёрные тоненькие змейки прогуливались по всему полю, но жажда денег была сильней. И даже то, что их могли охранять жительницы серпентариев, его не пугало. Санька поднимал всё новые и новые шпалы. Но делал он это не один. Позади него шёл наряд милиции, который хотел найти пропажу не меньше, чем он.
«Да где же они! Здесь же были!» – прыгал у кучи шпал Сашка. Пять километров бесстрашный школьник заглядывал под сложенные в стопки старые шпалы, иногда пытаясь их растащить. Но всё было безуспешно. Сашка сел на задницу, запрокинул голову кверху и посмотрел на высоко сияющее солнце. «Припекает-то как!» – не успел подумать он, как его глаз заплыл белой пеленой. «Тфу! – грязной рукой убирал он вороний помёт со своего впалого карего глаза. – Вот уж не везёт, так не везёт…»
Пошарившись ещё битых два часа по округе, Санька плюнул, и, завидев, проезжающий мимо тепловоз, запрыгнул на него и отправился к Толстому.
***
– Косяк, Руська, косяк, – плакался Санька другу, сидя на берегу реки, которая раскинула свои просторы за три километра от посёлка.
– Что случилось? – со всей серьёзностью спрашивал Толстый.
– Да хотел нас к школе приодеть. Одежонку тебе, мне, Смоле справить… А не вышло.
– Что – поймали? – прикрывая рот пухленькой ладошкой, охал Русик.
– Да хрен там! Ага! Поймают они меня! Сам – дурак! Забыл, куда спрятал! Прикинь!
– Очень тебя понимаю! Вот мамка тогда из сада принесла рогульки. Я три съел, а одну…
– Да что ты сравниваешь! Шестьсот рублей и рогульки!
– Сколько? – Толстый оторопел.
– Столько! Я этих рогулек бы тебе вагон мог накупить! – раздухарился Санька и тут же осёкся. – Слушай, а если кто-нибудь видел, как я их тут кладу? Чо тогда?
– Тогда! Тогда конец делу! – крикнул Толстый.
– Да не ори ты! Всё – спокойствие и только спокойствие! Смотри! – Санька показал на баржу. – Мужики щас по-любому обедают.
– И чего?
– У меня план есть!
– Как я этих слов твоих боюсь…
– Не ссы в компот – там повар ноги моет! Пошли!
– Куда?
– Ну, ты рыбалку вообще любишь или
– Люблю!
– Значит, пошли на рыбалку.
– Так ведь у нас удочки в другой стороне.
– Я и говорю, пошли за удочками!
– Так ведь это три километра отсюда!
– Вот ты тупой! Туда глянь, – показывал Сашка в сторону судна. – Пока они лес сплавляют, мы на баржу залезем, удочки возьмём, да и половим!
– Ой, Сашка… – мялся Русик.
Странно, но как-то так у них быстро проскользнуть туда получилось, что даже Александров удивился. «Вот можешь же, когда хочешь!» – обращался он к Толстому. Кезава, гордый своим исполнением, решил пойти вперёд и собственноручно, впервые, взял удочки. «Идём?» – шепотом просил он Саньку и услышал бегущие к ним шаги. «Дверь закрывай!» – скомандовал Сашка, запирая огромный кусок железа на мощный замок.
– Эй, малолетки! Быстро дверь открыли! Щас получите! – кричали работяги.
Такое предложение друзей совсем не порадовало, а так как другого выхода из этого помещения не было, Толстый по своему обыкновению заныл, а Санька начал придумывать, как выбраться.
– Не ной, дверь толстая, не откроют, – успокаивал Александров Русика.
Сашка выглянул в иллюминатор и увидел, что сюда был подогнан деревянный понтон: «Давай сюда! Сбоку вылезем, они и не догадаются, и не увидят!»
– Ну давай, – воспрянул Толстый.
Сашка, как главарь, пошел первым. Он мигом просвистел через круглое окошечко, после чего очередь дошла до Русика. Верхняя половина Толстого вихлялась снаружи, а нижняя по-прежнему оставалась внутри баржи.
– Толстый, они ведь там дверь ломают… – стоял на понтоне Сашка и подтрунивал над Кезавой. – Прикинь, ща откроют, а у тебя жопа там торчит… Чо буде-ет…
Столько ужаса в глазах друга Санька не видел с момента инсценировки смерти Смолой после четырёх сигарет взатяг. «Э-эх!» – с криком, оцарапав все бока, выскочил Толстый из иллюминатора.
– Вот, молодец! – хвалил его Сашка, несясь по деревянному понтону. – А удочки-то чо не взял?
– Издеваешься? – с отдышкой отвечал Русик.
– Да всё-всё! – стоя в прилеске, успокаивал залившегося плачем Толстого. – Подумаешь… Успокойся! Зато, знаешь чего? Знаешь?..
– Чего? – обиженно спрашивал Толстый, оглядывая ссадины на складках.
– Зато я смысл понял…
– Какой?
– Песни!
– Какой песни?
– Земля в иллюминаторе! Земля в иллюминаторе видна…
– Дурак ты, Александров! Дурак!
– Да не обижайся, дружище! Ну хочешь… Ну хочешь, пошли в аптеку!
– Это ещё зачем?
– Лечить тебя будем – я тебе аскорбинки куплю! Чо?
– А пошли! – простил друга Толстый.
***
Конфета с аскорбиновой кислотой лежала на полочке под стеклом. Местная аптека не пестрила ассортиментом лекарств, но вот это… Это Толстый любил больше всего. Мог за раз по десять таблеток в рот запихать и схрумкать все, как хомяк.
– Нам коробку, пожалуйста, – культурно попросил у аптекарши Саня.