Вкус фламинго
Шрифт:
– Мужики! Рубль хотите? – обратился он к выпивающим.
– А у тебя и есть? – засмеялись они над мальцом.
– А у меня и есть! – дерзил тот.
– Ну так давай…
– Э-э, хитрые какие. Вы купите нам лотерейный билет, а потом и дам.
– Ну, тогда с тебя рубь двадцать пять!
– Да и, пожалуйста! – достал из кармана деньги Сашка.
– Стойте здесь, я мигом.
– Так там же очередь!
– Это для вас очередь, а у меня тут Люська на кассе сидит…
***
Размахивая лотерейным билетом, друзья шли по ветреной
«Молодые люди, – вышел из милицейской машины сотрудник. – Со мной пройдёмте». «Эти?» – подвёл он их к автомобилю и посмотрел на плешивого дяденьку из продмага.
«Эти!» – кивнула лысина. «Так, садитесь, ребята, разговор есть», – приоткрыл он для них двери.
***
В отделении полиции Толстый стоял с пирожками, а Смола с Сашкой уже беседовали с участковым.
– Не брали мы у него ничего, – отнекивались друзья. – Откуда мы знаем, где он потерял. Ну, видели его в магазине, а может, и не его… мало ли плешивых тут ходит.
– Перестаньте поясничать!
– А что я? – бубнил Смола. – Я молчу. Это Санины слова.
– Мои! – не унимался Александров. – Мои! Я и не отказываюсь. Слова мои, деньги Толстого.
– Кого? Толстого? Какого ещё Толстого? – оживился участковый. – Это что – фамилия?
– Скорее, образ жизни, – смеялся Санька.
– И сколько у него денег было?
– Кто ж знает? У него и спросите.
– И спрошу! Я спрошу… Обязательно спрошу, – шёл к дверям милиционер.
«Зайдите», – высунул он голову в коридор. В кабинете с серым свёртком, на котором выступили жирные, масляные капли, стоял Толстый.
– Как Вас зовут? – задали ему сходу вопрос.
– Руслан.
– А фамилия?
– Кезава.
– Что – пирожки любишь?
– Очень… особенно с рисом и печёнкой.
– Да-а, за печёнкой-то по нескольку раз заворачиваться приходится, – не вытерпел Саня.
– Я сейчас не с тобой разговариваю, – осёк его милиционер.
– Да и пожалуйста! Я вообще молчать тогда буду! Имею право! Мне батько говорил, в тюряжке говорить вообще ничего нельзя.
– В какой ещё тюряжке?! Вы в отделении милиции находитесь!
– Вот именно! Толстый, не рассказывай ему ничего!
Мент перевёл взгляд на Русика, и спросил: «Сколько у Вас было денег?» Толстый посмотрел на поникших ребят, и спокойно сказал: «Семь рублей!»
– Се-емь… Та-ак…
– А потратили сколько?..
– Шесть рублей пятьдесят семь копеек…
– Что? Ровно 6.57? – с издёвкой спросил милиционер.
– А что здесь удивительного? Сашкиному отцу купили четыре пачки сигарет: «Ява» – 60 копеек, «Зодиак» – рубь десять, «Прима» за 16, да «Столичные» за шестьдесят.
– Итого два сорок шесть! – подытожил мент, затем почесал затылок и спросил: А как вам вообще сигареты продали?
– Так это далеко не
Участковый ходил по кабинету взад и вперёд со словами, «и что мне теперь с вами делать».
– Вы хотите сказать, что сейчас в Вашем кармане ровно сорок три копейки?
– Меньше…
– Как меньше?
– Двадцать три!
– А куда ещё двадцать делись? Ну-ка, скажи, раз ты у нас такой считарь, – глумился участковый над Толстым.
Кезава достал из кармана крем для чистки ботинок, на котором виднелся ценник «20 коп.», и положил ему на стол.
«Так сколько ты сказал, потратил на лотерею, мой милый друг?» – раскладывал двадцать три копейки на столе участковый. «Потратил больше рубля, а билет стоит четвертак», – отчитывался уставший Русик.
Сашка со Смолой смотрели, как Толстый даёт весь расклад, и удивлялись, откуда он смог всё подгадать, подсчитать, запомнить, да и вообще выкрутиться. «А я, представляете, ни разу не играл в лотерею…» – намекал на что-то мент. «Так возьмите наш билет! Он по-любому счастливый!» – кинулся к столу Александров.
В этот момент в приоткрытой двери показалась плешивая голова, и послышался до боли культурный голос: «Простите, но могу я уже забрать свои деньги?» «К сожалению, их здесь нет, – отрапортовал милиционер. – У них всё сходится».
***
На ментовском уазике ребят развезли по домам, наказав родителям за каждым смотреть пристальней и не отпускать одних в большой город. Но смотреть за ними пристальней было некому. Каждый из ребятишек воспитывался в неполной семье, где роль командующего выполняла только мама. Что могла мама? Работать день и ночь, чтобы прокормить своё чадо. Как она могла его защитить? Максимум на что хватало ума, оградить от общества. Как? Запереть!
***
Дверь, закрытая на все замки с другой стороны, так и мучила Саньку. Синяки на заднице и ногах уже проходили, а вкус «Фламинго» уже несколько дней не ощущался в его венах.
Он запустил пальцы в диск телефона и набрал несколько цифр: «Алё, Руся, ну ты как?»
– Нормально, – послышалось чавканье в трубке. «Опять жрёшь?» – подтрунивал над другом Сашка.
– Ага, сегодня в саду пироги пекли. Мамка с работы притащила. Придёшь?
– А с чем там? С яйцами есть?
– Конечно!
– Ща иду!
– Только я закрыт.
– Так и я.
– А как выберешься?
– Есть у меня один план…
– Ох, и боюсь я этих слов…
– Не ссы в муку, не делай пыли, щас мы с Витькой припрёмся. Всё не сжирай.
– С Витькой?
– Ну да, а куда я его дену? Сам подумай…
Саня положил трубку и по скрипучим половицам побрёл за братом.
– Витька, есть хочешь?
– Хочу!
– Пошли к Толстому на пироги?
– Пошли… – по инерции ответил тот и резко широко раскрыл глаза. – А как? Мы ж заперты! Вот вечно так! Ты виноват, а страдаем оба!