Вкус фламинго
Шрифт:
– Сам ты Толстый! Что за манера – всё по кличке. Я не Толстый, я упитанный. Мама сказала, что у меня просто широкая кость, а так я красивее вас, – обижался Русик.
– Ой, не могу! – смеялся Александров. – Красавец! Эталон! Смола, глянь! С принцем ходим!
– И хватит меня Толстым звать! Что у меня – имени что ли нет? Руслан! Руслан Кезава! Запомни, Саша! – неожиданно для всех заступился сам за себя Толстый.
– Кезава… – произнёс Смола. – Эх, ты, нерусский!
– Сам ты нерусский! У меня отец украинец! Такой же соотечественник,
– Так! Хватит! – обрезал их Санька. – Кто писать будет?
– Что писать? – обернулись оба.
– О-ой, не ма-гу-у! Записку, конечно! – кивал Александров.
– Это ещё какую? – не понимал Толстый.
– Так, ты Толстый, ой, простите, Руслан Кезава, Вы не подходите для этой операции! – делая реверансы рукой перед лицом Русика, раскланивался Санька.
– Это почему ещё я не подхожу?
– А у тебя почерк детский – ровный такой, круглый, большой!
– И что?
– А нам нужен такой взрослый, быстрый. Ну-ка, Смола, попробуй!
– А чо писать-то? – с ручкой наготове стоял Серёга Смольников.
– Ну, беда! Всё приходится делать самому! Тебя что – батько никогда с записками в магазин не посылал?
– Посылал… Года три назад, пока они с мамкой ещё жили. А как уехал на БАМ, ни слуху, ни духу. Кто ж меня посылать-то будет?
– Ой, ладно, не мудри. Пиши!
«Дорогая…» – Сашка замялся. Смола только вывел одно слово и зыркнул на друга: «Ну, ты чего? Чо дальше-то?» «Да тут обычно он имя продавщицы пишет из магазина «Родничок», что напротив клуба, а мы чего воткнём? Тут, пожалуй, накарябай что-нибудь непонятное…» – предложил Александров.
«Это как это?» – переспросил Серёга. «Толстый, расчёска с собой?» – кивнул ему Санька. «Есть!» – в недоумении Русик подавал коричневый плоский гребешок. «Давай сюда!» – приложил к листку короткими иголочками кверху Сашка расчёску и, как по линейке, провёл по остриям ручкой. «Ну вот, теперь и не понятно, что за имя!» – обрадовавшись своей смекалке, поднимал подбородок к небу Александров.
«А дальше?» – ждал Смола, чтобы записать под диктовку обращение к продавцу. «Ну, теперь-то просто: «Передайте, пожалуйста, с сыном четыре пачки сигарет…» «Сколько?» – оторвался от записи Смола. «А чего? Щас разные возьмём?!» – почесал голову Александров.
***
Небольшой ларёк стоял в самом центре двора. Александров, Кезава и Смольников пытались втроём заглянуть в одно окошечко. Они скреблись в стеклянную дверку, пытаясь отодвинуть тонкий слой снежной наморози, чтобы рассмотреть лицо продавца.
– Чего вам? – выглянула толстая тётка.
– Вот, – Александров подал ей записку.
– Что это?
– Папка опять послал!
– Ходят тут через одного! В следующий раз пусть сам приходит! Каких ему?
– «Яву!» – крикнул Толстый.
Такого поворота Санька не ожидал – надо же Толстый первым выперся! «А чо? Всегда хотел попробовать», – промямлил Русик.
– Нам, пожалуйста,
– А «Яву-то» какую? Твёрдую, мягкую, сто?
– Твёрдую, конечно! – уверенно ответил Александров. – Ещё «Столичные» и «Зодиак»…
– Пожалуйста, – подала продавщица пачки, забрав Санькины монеты.
***
– Когда курить будем? – допытывался Смола, потирая руки.
– Сначала поедим. Я Толс… Русику обещал! – вёл всех к Булочной Александров.
***
У гостиницы стояла палатка, от которой шёл божественный запах. Белый фартук на женской фуфайке и накрахмаленный колпак на волосатом фиолетовом капоре продавщицы сегодня не пугал мальцов, ведь карман Сани был полон монет.
«У меня уже урчит всё» – поглаживал пальто в области живота Толстый. «Щас перестанет, – шептал ему Санька, показывая на огромную металлическую кастрюлю, из которой то и дело вылезала рука то с одним, до с другим пирожком. – Щас твой желудок захлебнётся от неожиданности. Ты хоть его подготовь. Скажи, дорогой желудок, сейчас я тебя наполню доверху. Ты уж меня прости, но ем я всегда без разбору».
– Вам каких? – зыркнула на парней женщина.
Сашка приоткрыл рот, но так и не успел ничего сказать. «С печенкой, с картошкой, с капустой, с рисом и… жареный с мясом!» – захлёбываясь от обилия выделившейся слюны, перечислял Толстый.
– По одному? – уточнила Богиня булок.
– По три! – заметив сладостную пелену перед глазами толстопузова, снова вступил Саня.
Рука быстро накидала пирожков на серую бумагу и подала всё Сане.
«Дай ещё двадцать две», – попросил Толстый у Александрова. «Зачем тебе?» – не понял Сашка. «С печёнкой ещё один куплю. Я видел, там последний остался», – переминаясь с ноги на ногу, упрашивал Русик Саньку. «Ну, Кезава, ты и прожорливый. На, держи!» – подал он деньги другу.
Две складки зашевелились на сером пальто Толстого – этот худышка побежал ещё за одним пирожком.
– Успел! – откусывая от булки, стоял радостный мальчуган перед друзьями.
– Ты чего – и есть на ходу будешь? – с осуждением сказал Санька.
– Да отстань ты от него! Смотри! Мужик с билетом лотерейным идёт! Возьми у него, а… – попросил Смола.
– Зачем это я у него брать буду? Деньги у нас ещё есть, пойдёмте, как все, на почту, и купим… – разводя руки в стороны, предложил Саня.
– Так нам же не продадут! – завопил Толстый.
– Вам, может, и не дадут. А у меня вот мамкин паспорт с собой! – гордо сообщил Александр.
– Ты чего – ошалел? – напугались ребята.
– Да шучу я, моя мамка с паспортом на работу и обратно ходит, из рук не выпускает, план у меня есть…
***
У почтового отделения постоянно ходил народ. Кто-то тащил большую коробку, кто-то выбегал с газетой, а рядом, на ящиках сидели местные грузчики. Они не всегда были опрятные, и не всегда трезвые. Но Сашку это только порадовало.