Вкус коньяка

Царицын Владимир

–  А вот Сергей Владимирович не разделяет твоего мнения, - Анна потрепала Мишку по темным волосам, держа руль одной левой. Машиной она управляла виртуозно.

–  Разделяет, - возразил Мишка.
– Только не говорит об этом.

Ничего, скажет.

–  Ты так считаешь?

–  Уверен. Обязательно скажет. То, что вы очень красивая женщина, может не заметить и не сказать об этом потом только лох.

Анна прыснула, а я подумал: "Мишка совершенно прав. Только вот в чем? В том, что я лох? Или…".

Я заметил, что Мишка обращался к Анне на "Вы"

еще вчера за ужином. А мне он по-прежнему тыкал. Может, это и правильно? Мы-то с ним уже старые знакомые. Впрочем, "Ты" он мне стал говорить с первой нашей встречи.

И еще я заметил, что он перестал материться.

Я даже не предполагал, что вещи для подростков теперь так дорого стоят. Да вообще - любые вещи. Мы купили Мишке брюки (правда, он больше хотел бы себе джинсы, я заметил, как Мишка с грустью смотрел на джинсовые ряды), пару сорочек, джемперок, осенние туфли (а скоро надо будет покупать зимние!), пуховик, вязаную шапку и кое-что из белья. От теплого белья Мишка отказался наотрез. Рассчитавшись на кассе, я понял, что о покупке телевизора можно теперь даже не мечтать. Чертов ремонт! Сожрал всю мою заначку. Надо было обои выбирать подешевле. Непрактичность с моей стороны была очевидной.

Надо учиться жить на пенсию вдвоем. Или подумать о подработке. А что? Думаю, что в институт меня возьмут с радостью. Хотя бы для того, чтобы я передал свой опыт молодым. В последнее время институт шел в гору, заказов у них было много, в том числе от зарубежных фирм. Прорвемся!

Мишка переоделся во все новое прямо в примерочной кабинке. Когда он оттуда вышел, Анюта ахнула:

–  Вот это Мэн!

Мишка даже повзрослел и стал выглядеть на свои шестнадцать.

–  Ну, как? Нравишься ты себе в своем новом обмундировании?
– спросил я у него.
– Сейчас еще в парикмахерскую заедем.

–  Нормально, - ответил Мишка, глядясь в зеркало.

–  Не надо ему в парикмахерскую, - запротестовала Анна, - ему лохматому лучше. Правда, Мишуня?
– И она взлохматила его густую и пышную после вчерашнего мытья гриву.

–  Да ты что?
– не мог согласиться я, - разве можно ходить такому заросшему? Это просто неприлично. Его же в школу не примут.

–  Ну, если только немного подровнять…

–  В какую школу?
– Мишка удивленно взглянул на меня, оторвавшись от зеркала.

–  В самую обычную школу. Учиться же надо. Образование получать.

–  Вы что смеетесь?
– Мишка переводил испуганный взгляд с меня на

Анну и снова на меня.
– В какую школу?

–  В среднюю школу. Недалеко от нашего дома находится школа…

–  В седьмой класс что ли? Я ведь только до шестого доучился. Я в школу не пойду. Хотите, чтобы там надо мной все смеялись, как над переростком тупым? Хрен! Не пойду я ни в какую школу. Хрен вам всем в дышло!

–  Ты почему ругаешься, Мишуня?
– всплеснула руками Анюта.

–  Извините, тетя Аня. Это я забылся. Больше не буду.
– Это у

Мишки прозвучало по-детски.
– Но

в школу я все равно не пойду. Нашли

Буратино! Я лучше снова к Чемодану в Мертвый город уйду.

–  В Мертвый город?
– переспросил я.

–  Да хоть на край света! Только не в школу.

–  А чем ты собираешься заниматься?

–  У Чемодана?

–  У меня.

–  А я тебе еще вчера вечером сказал, что еще не решил, останусь с тобой или нет! Захочу, уйду. Я - свободный человек.

–  Свобода - это осознанная необходимость. Причем, необходимость заниматься не только тем, что хочется лично тебе, но и тем, что нужно от тебя обществу.

–  Ну, ты умный!

–  Стоп, мальчики! Не ссорьтесь, - встала между нами Анна.
–

Поехали домой. Приедем, пообедаем, а после обеда все и обсудим. Кто у нас свободный, а кто умный. И что дальше делать будем.

Мишка насупился и всю дорогу не разговаривал. Анна пыталась несколько раз с ним заговорить, но Мишка не отвечал, смотрел в забрызганное грязью боковое окно "Нивы" и думал о чем-то своем, никому не ведомом. Возможно, он взвешивал на одной чашке мысленных весов полуголодную свободу, а на другой - зависимость от общества в моем лице и, чего уж теперь, в лице Анны. А может быть, он вспомнил про пачку Мальборо, забытую и оставленную им в кармане ветровки, которую мы без сожаления выбросили в мусорный контейнер во дворе

"Дома одежды" вместе с драными джинсами и кроссовками и размышлял теперь над тем, как здорово и сладко было бы сделать пару хороших затяжек.

Когда мы, оставив "Ниву" во дворе под окнами, поднимались по лестнице, Мишка вдруг сообщил нам с Анной:

–  Учиться мне ни к чему. Специальность у меня уже есть. Так что, на шее вашей сидеть не буду.

–  И какая у тебя профессия, если не секрет?
– Я чуть было не спросил - уж не связана ли эта профессия с добычей и сбытом цветных металлов?
– но вовремя себя осадил.

–  Я в электротехнике разбираюсь, - заявил Мишка.
– Батя научил.

–  Это здорово!
– с жаром откликнулась Анна.
– Это на самом деле здорово. Так ты у нас мастеровой оказывается? А у меня недавно утюг перегорел. И пылесос вот-вот умрет. Как кстати получилось, что ты в электричестве разбираешься! Может, посмотришь, а Мишунь? Нет, правда!

–  Посмотрю, - деловито пообещал Мишка, - чего бы не посмотреть?

Пока вы, теть Ань, обед готовите, я и посмотрю. Пойдемте сразу к вам.

–  Пошли.

Я один вошел в свой дом и сразу кинулся к бару за сигаретами.

Закурил.

Что-то не так! Что-то не так я делаю. Я разозлился на Мишку за то, что он не захотел идти в школу. А имею ли я право злиться на него за то, что он не желает выглядеть переростком среди своих сверстников? Да и вообще - глупость сморозил! У Мишки ведь ни документов, ничего нет. Как бы я его в школу определил? И вообще - кто я ему? Надо вначале усыновлением заняться. Или опекунством…

Как там это называется? И как делается? Кто это все оформляет?