Владимир Путин: Четыре года в Кремле.
Шрифт:
На протяжении вот уже десяти лет я внимательно наблюдаю за развитием фирмы «Хоббит», которой бессменно руководит ее основатель, бывший учитель истории Марат Курмаев. Из небольшого предприятия по производству, реализации и установке гаражей-«ракушек» это ЗАО превратилось в многопрофильную большую компанию, специализирующуюся на внедрении новых технологий в строительную индустрию. Это большая промышленная группа со штаб-квартирой и основными цехами в подмосковном городе Люберцы дает работу почти двум тысячам рабочих, инженеров, конструкторов и служащих. «Хоббит» и сегодня остается крупнейшим в России производителем металлических тентов-укрытий для автомобилей. Кроме того, здесь в партнерстве с одной из лучших немецких фирм и на немецком оборудовании наладили массовое производство пластиковых, деревянных и алюминиевых оконных
Известны успехи российского текстильного концерна «Панинтер», который прошел путь от небольших кооперативных мастерских до крупнейшего предприятия легкой промышленности, объединяющего работу более 2000 рабочих, служащих, инженеров, модельеров, продавцов. Основатель и руководитель этой известной не только в Москве фирмы умер в конце 2001 года в возрасте 52 лет. Жизнь настоящего «русского фабриканта», как называл себя Александр Паникин, еще слишком трудна и полна конфликтов и стрессов...
Успех таких людей, как Марат Курмаев, Александр Паникин, Юрий Князев, и некоторых других — это скорее исключение, чем правило. Появившиеся в последние десять лет в России новые частные промышленные предприятия произвели в 2001 году не более 4% от всего объема промышленного производства. Еще менее заметными были частные фермы в деревне; они производили в 2000-м и в 2001 году около 2% всей сельскохозяйственной продукции. Гораздо больше здесь тех, кто был вынужден свернуть свое производство.
Более быстрое и эффективное развитие частного сектора происходило, как известно, в сфере торговли и услуг. В советское время эти отрасли экономики были плохо развиты, и частная инициатива получила здесь большой простор. К тому же, здесь можно было обходиться без больших вложений и быстрее оборачивать вложенные средства. Для солидных вложений в промышленность и сельское хозяйство у российских граждан просто не было необходимых средств, а строить капитализм без капиталов еще никто не научился. Попытка радикал-реформаторов изменить ситуацию путем поспешной и почти бесплатной приватизации крупных государственных предприятий лишь очень редко приводила к улучшению работы этих предприятий. Гораздо чаше происходило создание не эффективного частного сектора промышленности, а псевдорыночных финансово-промышленных групп с мафиозной системой управления.
Бывший министр экономики Яков Уринсон признавал, что правительства Гайдара, Черномырдина и Кириенко в своей работе исходили из предпосылки, которую они считали аксиомой: государство не может быть эффективным собственником уже по определению. Уринсон утверждал при этом, что обследование российских предприятий, проведенное в 1997—1998 годах, показало, что даже не до конца приватизированные предприятия — с распыленным пакетом акций — работали более производительно, чем полностью государственные.25 Но эти данные по малому числу предприятий за слишком короткий и произвольно выбранный срок могут только ввести людей в заблуждение. Советник президента по экономике А. Илларионов также заявлял в одном из своих интервью, что «экономические действия государства по определению ни на каком рынке и никогда не могут быть оптимальными. В экономике Парето оптимальными могут быть лишь действия частного сектора».26
Все эти псевдонаучные, по-моему, рассуждения не согласуются ни с российским, ни с западным опытом, ни с опытом таких стран, как Китай. У каждой формы собственности есть свои преимущества и недостатки. Да и почему мы должны следовать в своей экономической политике неизвестным для большинства российских экономистов сложным математическим теориям оптимизации, которые разработаны еще на рубеже XIX—XX веков итальянским экономистом Вильфредо Парето? Они, кстати, подвергались критике и оспаривались другими экономистами, в том числе из школы Дж. Кейнса. На самом деле утверждение, будто государство не может по определению быть эффективным собственником, — это не аксиома, а такая же примитивная догма, как и утверждение Пьера Жозефа Прудона о том, что «собственность — это кража» и что именно частная собственность является источником самых тяжелых человеческих пороков
Нельзя отрицать частную собственность, но нельзя и преувеличивать ее значение как принципа и стимула в экономике. Весьма эффективной может быть во многих случаях
В российской печати было опубликовано немало материалов, из которых следовало, что переход крупных предприятий в руки частных собственников существенно улучшил их работу.
Как известно, все активно развивающиеся в России нефтяные компании принадлежат сегодня частному сектору. Такие крупные предприятия, как «Северная верфь» в Санкт-Петербурге и «Северсталь», существенно увеличили объем продаж после перехода контрольного пакета акций в частные руки. То же самое можно сказать о компаниях сотовой связи и многих других. Однако апологеты частного производства часто путают здесь следствие и причины. Ибо частный капитал идет как раз в те отрасли, где он рассчитывает на получение быстрой и большой прибыли. Нефтяные отрасли в России поднялись в последние годы вовсе не благодаря частной форме собственности, скорее наоборот: частный капитал пришел сюда именно потому, что здесь ожидался большой и быстрый доход при минимальных вложениях. А кто будет поднимать в России заводы и фабрики, где средняя норма прибыли не так велика, как в нефтяной отрасли или в табачной промышленности?
В российской печати опубликовано немало и таких материалов, из которых следовало, что переход крупных предприятий в частные руки приводил не к улучшению, а к ухудшению экономических показателей работы этих предприятий. Сама поспешность приватизации крайне негативно отражалась на работе многих крупных предприятий, перешедших из рук государства в частные руки. Мне уже приходилось писать о судьбе московского ЗИЛа, который после приватизации стал приносить огромные убытки, что побудило правительство Москвы выкупить этот завод, сделав его частью своей успешно функционирующей муниципальной собственности. Серьезные обобщения и убедительные сравнительные исследования на этот счет возможны лишь при изучении большого числа предприятий разных отраслей и разных регионов на протяжении длительного времени. Но уже сейчас, подводя итог множеству публикаций, можно сделать предварительный вывод: лучшие результаты работы демонстрировали в 1995—2000 годах те предприятия, которые перешли на рыночную ориентацию, но сохранили элементы государственного регулирования, а также предприятия, у которых сохранилось преимущественно государственное управление, но с элементами рыночных отношений. На таких предприятиях стимулы и возможности проявления личной инициативы и предприимчивости появились не только для директорского корпуса, но и для инженеров, конструкторов, начальников цехов, части рядовых рабочих. Работать кое-как было теперь никому не выгодно.
Одним из примеров может быть знаменитый Кировский завод в Санкт-Петербурге, который успешно работал еще до революции 1917 года, расширил в десятки раз свое производство в советское время, а сегодня, после существенной реконструкции, быстро и эффективно наращивает свое производство, создавая целую систему дочерних предприятий и налаживая сотрудничество как с Минским автомобильным заводом, так и с некоторыми предприятиями дальнего зарубежья. Как и многие другие крупные предприятия, Кировский завод несколько лет работал без всякой прибыли, даже нес убытки, чего не могут себе позволить частные фирмы. Но сегодня здесь и уровень заработной платы, и уровень социальной зашиты работников существенно выше, чем на других предприятиях Санкт-Петербурга.
Начал подниматься после многих лет упадка и знаменитый когда-то Россельмаш, а также большая часть российского крупного сельскохозяйственного машиностроения. Предпринимаются усилия и по подъему отечественного самолетостроения. В то же время кризис в российской текстильной и обувной промышленности не преодолен: слишком велика конкуренция товаров из Азии и из Западной Европы.
Нельзя не сказать и о том, что российские радикал-реформа-торы, провозгласив свободу и святость частной собственности и частной инициативы, очень мало заботились о необходимой помощи новым для нашей страны формам предпринимательства, о необходимых правовых гарантиях, разумных налогах.