Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

Акимов Борис

«Вы знаете, что театр по стихам, по поэзии /.../ был забыт с 20-х годов. Тогда было и «Кривое зеркало», и «Синяя блуза» — такие театры были, очень интересные коллективы. А потом очень много лет не было поэтических театров. И впервые на нашей сцене возродились так называемые «поэтические представления». Первый спектакль такого плана — /.../ «Антимиры» по произведениям Вознесенского». /8/

«Спектакль был сделан очень просто, но красиво /.,./: стоит у нас помост в виде треугольной груши — рисунок на одной из его [Вознесенского) книг. И мы выходим командой, как футболисты, в одинаковых одеждах,— некоторые с гитарами,

другие без,— на фоне светящегося задника читаем разные его стихи, поставленные по-разному». /9/

«Спектакль «Антимиры» появился так: мы готовились к работе над «10 днями...», но существовавший сценарий был очень дробный по всем сценам, и требовались какие-то связующие средства. А как раз в то время А. Вознесенский выступил в «Правде» с поэмой «Лонжюмо». И мы полагали, что он сумеет сделать нам необходимые стихотворные связки между сценами. Я пошла к нему с этим предложением, но Андрей сказал: а зачем, мол, я буду делать такую мелочь,— давайте лучше поставим целый спектакль по стихам. И в результате мы раньше «10 дней...» сделали спектакль «Антимиры», который поначалу назывался «Поэт и театр», где в первом действии Вознесенский читал свои стихи, а во втором актеры их разыгрывали на сцене». /1/

«Это было веселое, рисковое, творящее время. Ко мне в комнатку на Елоховской приехал атлетический моложавый Ю. Любимов в черной пузырящейся куртке на красной подкладке. Он приехал с завлитом Э. Левиной и позвал меня выступать в новом театре. Театр подготовил из моих стихов одно отделение. Я читал второе. Мы провели два вечера. Так родился спектакль «Антимиры». Его сыграли восемьсот раз, еще в два раза больше было неучтенных выступлений. Театр стал родным для меня /.../. Самым небрежно-беспечным и завороженным от гибели казался коренастый паренек в вечно подростковой куртке с поднятым воротником. Он сутулился как бегун перед длинной дистанцией /.../. Я никогда не видел на нем пиджаков. Галстуки теснили ему горло, он носил свитера и расстегнутые рубахи. В повседневной жизни он чаще отшучивался, как бы тая силы и голос для главного. Нас сблизили «Антимиры». /14/

«Антимиры» — это поэтический первенец в репертуаре Театра на Таганке. Андрей Вознесенский был нашей первой любовью. Пьесы он нам так и не написал — то ли не вышла, то ли слукавил, что вот-вот напишет, да все недосуг. Сложили сами композицию по его стихам. В 1965 году, в январе сыграли один раз «в Фонд мира». Публика признала за монтажом право на особый театральный жанр, и прожили «Антимиры» до конца 1979 года /.../. Форма спектакля позволяла вносить новые стихи. Володино участие было самым ярким с первых шагов премьеры. «Аонжюмо», «Ода сплетникам», «Оза», а из следующих книг Вознесенского актер прочел (и гитарой своей поддержал очень крепко) «Провала прошу, провала...» и «Не славы и не коровы...». Последнее звучало совсем особо и авторски лично». /13/

«Действительно, в этом спектакле — Хмельницкий, Васильев и я — мы написали музыку к некоторым стихам Вознесенского. И это вовсе не концерт, потому что там разработана одна [единая] тема Вознесенского — это /.../ настоящий спектакль /.../. И к тому же он, в общем, не стареет из-за того, что Вознесенский нам приносит все время новые стихи, и мы обновляем — вместо одних номеров входят другие /.,./. И ^вот недавно /.../ Вознесенский привез для меня написанные специально стихи, которые называются «Песня акына». Многие люди считают, что это моя песня. Нет, это неправда. Хотя я почти никогда чужого не пою, но ведь я играю

в театре, я актер. И поэтому я написал музыку — скорее даже просто ритм — на эти стихи». /10/

«В «Антимирах» Володя впервые появился на сцене с гитарой. Вообще, этот спектакль строился Любимовым по принципу «кто чего умеет делать». Один — пантомиму, другой — пение, третий — музыку. Поэтому там Володина гитара и потребовалась. Он участвовал, кажется, в пяти номерах. А порой даже и больше, потому что в этом спектакле, как ни в каком другом, актеры подменяли друг друга /.../. Кстати, поначалу спектакль этот носил условное название «Героические выборы». /2/

«Кроме конкретных сцен, Володя выступал и во всех общих музыкальных номерах спектакля /.../. Это вообще был очень плодотворный для него период. Володя много работал в театре, много сочинял песен. Дух товарищества, атмосфера доброжелательности, создавшаяся в театре, во многом этому способствовали.

Первый показ спектакля состоялся 20 января 1965 года, а официальная премьера — 2 февраля». /1/

02.02.65, с 10⁰⁰ до 12⁰⁰. Сцена. Концерт Вознесенского (ведет Любимов): оформление, свет, выгородка, радио. Прогон всего концерта. Участвуют: вся труппа.

С 12⁰⁰ до 15⁰⁰. Сцена. Репетиция «10 дней...» (ведет Любимов): «Пьеро» и «Хаос»; 12³⁰ — 15-я картина + зонги; 12⁴⁵ — «Прыг-скок»; 13⁰⁰ — 17-я картина (участвуют все занятые); 14⁰⁰ — «Руки отцов города»... [Далее вечерний спектакль, и] ...с 22¹⁰ до 0³⁰. Вечер Вознесенского № 1 (основной состав, /ЦГАЛИ, ф. 2485.2.868, с. 34 об./.

«Общий на двоих эпизод — фрагменты из поэмы «Оза» — принес нам много радости. И то, что мы превратили его в свой маленький театр. И то, что за 5 минут удавалось стихами и в лаконичных мизансценах внятно объясниться в любви и в ненависти. И вместе с тем было немало удовольствий от гаерства, дурачества, сарказма — собственно, от актерства. Я в конце эпизода, читая «под Андрея», изображал какого-то романтического долдона,трепетал и звал партнера в заоблачные выси. Володя укладывался возле меня с гитарой и творил в миниатюре образ отпетого циника. Он то укоризненно, то гневно, а то философически нежно прерывал мои рулады своим кратким: «А на фига?» И зал падал со стульев». /13/

«Он до стона заводил публику в монологе Ворона. Потом для него ввели кусок, в котором он проявил себя актером трагической силы. Когда обрушивался шквал оваций, он останавливал его рукой. «Провала прошу...» — хрипло произносил он. Гас свет. Он вызывал на себя прожектор, вжимал его в себя, как бревно, в живот, в кишки, и на срыве голоса заканчивал другими стихами: «Пошли мне, Господь, второго». За ним зияла бездна. На стихи эти он написал музыку. Это стало потом его песней, которую он исполнял в своих концертах.

...Он никогда не жаловался. В поэзии он имел сильных учителей.

Он был тих в жизни, добр к друзьям, деликатен, подчеркнуто незаметен в толпе. В театре он был вроде меньшого любимого брата. Он по-детски собирал зажигалки. В его коллекции лежит «Ронсон», который я ему привез из Лондона». /14/

[Не впервые приходится слышать об этом своеобразном увлечении Высоцкого. В рукописи неоконченного стихотворения приблизительно этого периода встречаем:

Угадаешь ли сегодня, елки-палки,