Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
Шрифт:
Дорошевич не написал «резюмирующего» очерка. В этом не было нужды, поскольку широкая и богатая подробностями картина сахалинского каторжного быта, воссозданная в его очерках, говорила сама за себя. Впрочем, есть в них и вполне определенные итоговые высказывания: «Если исправление и возрождение немыслимы без раскаяния, то Сахалин не исполняет, не может исполнять своего назначения. Все, что делается кругом, так страшно, отвратительно и гнусно, что у преступника является только жалость к самому себе, убеждение в том, что он наказан свыше меры, и, в сравнении с наказанием, преступление его кажется ему маленьким и ничтожным» [655] .
655
Дорошевич В. М. Сахалин. Часть вторая. Преступники. С.158.
И в позднейших выступлениях, так или иначе связанных с темой каторги, он буквально обвиняет: «Какого хорошего результата можно ждать от того, что вы посадите человека в помойную яму? А Сахалин — это помойная яма, где люди, совсем живые, и люди, „еще живые“, свалены в одну кучу, среди людей разлагающихся и разложившихся <…> Сахалин построен на огромной лжи: — Возрождать преступника» [656] .
Предвидя
656
Русское слово, 1902, № 286.
«Кого, когда воскрешал, кого может нравственно воскресить „мертвый остров“»? [657] — этот вопрос постоянно звучит в его публицистике на судебные темы. Каторга видится жутким анахронизмом на пороге XX века. В этом убеждает и знакомство с японской каторжной тюрьмой в Нагасаки, где он побывал после Сахалина и где ему в качестве сувенира предложили кусочек шнурка, на котором был повешен преступник [658] , и книга француза Эжена Деграва, прошедшего страшные испытания на каторге во Французской Гвиане. К ее русскому переводу, выпущенному издательством Сытина в 1904 году, Дорошевич написал большое предисловие, содержащее бескомпромиссный приговор: «Речь может, должна идти о другом: о совершенном исключении каторги из числа наказаний» [659] .
657
Там же, 1903, № 240.
658
Каторга в Японии//Россия, 1901, № 774.
659
Французская каторга//Деграв Э. Семь лет каторги. М., 1904. С.23.
Каторга — показатель нравственного состояния общества. Вынося ей приговор, русская литература пыталась прежде всего «направить» нравственный ориентир в жизни России. И потому бесстрашно говорила, что корень зла следует искать в человеческих душах. Немало примеров унижения человека, низведения его достоинства до буквально скотского состояния показала русская литература. Сегодня не новость попытки объявить позицию многих русских писателей, включая Щедрина, «очернительством всех форм русской жизни» [660] . Что ж, послушаем еще раз «очернителей».
660
Наполова Т. Преемственность зла//Наш современник, 1990, № 1. С.177.
«…мы сгноили в тюрьмах миллионы людей…» Мы… Это — Чехов.
Достоевский, говоря о напрасно погубленных «могучих силах» народных, спрашивает: «А кто виноват?» И тут же прибавляет: «То-то, кто виноват?» Разве в этом «то-то» с вопросительной интонацией не слышится то же самое «мы»?
«Осахалинивание» людей, утрата и каторжанами, и теми, кто правит каторгой, человеческих черт — в самой интонации, в боли, с какой рассказывает об этом Дорошевич, звучит признание и собственной вины, и желание искупить ее правдой о Сахалине. Страшно признание людей ни за что ни про что убивших нищего, у которого не было ни копейки: «Видать земля тут такая… Крови просит» [661] . Сегодня после таких рассказов о народе Дорошевич наверняка удостоился бы зачисления в русофобы.
661
Дорошевич В. Память Воеводской тюрьмы//Русское слово, 1903, № 107.
«Откуда это к нам пришло?» — задается вопросом Солженицын и тут же отвечает: «От славы знамен наших и так называемой „чести нашей родины“» [662] . Пожалуй, и Солженицыну, по строгому счету, не миновать упреков в русофобстве.
Высший приговор каторге, которую русская литература признала искажающей «природу человеческую», подтвердил и «новейший» узник Лев Самойлов: «Каторжный труд нередко убивал, но никого не мог изменить. Бандиты оставались бандитами (а декабристы — революционерами)» [663] .
662
Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. 1918–1956. Опыт художественного исследования. В 3-х томах. Т.2. С.563.
663
Самойлов Л. Путешествие в перевернутый мир. С. 164.
Сразу же обратила внимание на очерки Дорошевича цензура. 24 июня 1897 года «Одесский листок» сообщил, что «в конце июля с одним из пароходов Добровольного флота <…> будет прислана целая серия новых очерков В. М. Дорошевича», которые «являются наиболее интересными, так как они будут всецело посвящены Сахалину и его невольным обитателям — каторжанам». А через месяц издатель оповестил подписчиков, что «по распоряжению г. министра внутренних дел издание газеты приостановлено на два месяца». К «Одесскому листку» применили 154-ю, одну из самых строгих и, несомненно, политических статей цензурного устава, дающую право министру внутренних дел приостанавливать издания, подлежащие предварительной цензуре на срок не свыше восьми месяцев в случае их «вредного направления» [664] . Формальным основанием для приостановки послужила жалоба члена Одесской судебной палаты М. В. Шимановского, обвинившего газету в клевете. Но факт организации Шимановским в своем доме притона подтвердился, что признал в сообщении в Главное управление по делам печати
664
Розенберг В., Якушкин В. Русская цензура и печать в прошлом и настоящем. М., 1905. С.69.
665
РГИА, ф.776, оп.5, ед. хр.87, лл.187–188.
Разоблачительные сообщения, подобные материалу о Шимановском, появлялись в одесской периодике довольно часто, и тем не менее газеты не приостанавливались по причине «вредного направления». Есть основания полагать, что приостановка «Одесского листка» была специально приурочена к началу объявленной публикации очерков о каторге. Но после признания правдивости выступления газеты одесским градоначальством власти вынуждены были снять запрет. Газета не выходила всего около месяца вместо объявленных двух. В первом же номере, вышедшем после перерыва 22 августа, был помещен в качестве «пробного шара» очерк «Золотая Ручка» с подзаголовком «Из моих сахалинских впечатлений». А через день началась регулярная публикация очерков под общим заглавием «Сахалин». Они шли почти еженедельно до конца года. В 1898 году с тринадцатого номера пошел цикл «Настоящая каторга» — об Александровской кандальной тюрьме. В это время и подтвердилось «неравнодушие» одесских властей к сахалинским очеркам Дорошевича. Чиновник по особым поручениям при градоначальнике, несомненно с ведома самого Зеленого, сообщал в Главное управление по делам печати, что «описание жизни на острове Сахалине <…> оскорбляет нравственное чувство читателя». 1 февраля 1898 года начальник управления Соловьев пометил на этом донесении: «Обратить внимание цензора на распущенность „Одесского листка“». А 4 февраля он сам обратился по поводу сахалинских очерков Дорошевича во временное присутствие по внутренней цензуре в Одессе с просьбой «поставить на вид цензору <…> неуместность подобных фельетонов». Но эти меры, как видно, не возымели действия. И 7 марта газета опять была приостановлена по статье 154-й на месяц. И снова официальным основанием послужил факт незначительный — заметка о драке на еврейской свадьбе [666] .
666
Там же, лл.204–206.
Вероятно, эти репрессии сказались на решимости издателя «Одесского листка» Навроцкого. Сахалинские очерки стали появляться совсем редко. В 1899 году с января до мая, когда прекратилось сотрудничество Дорошевича в «Одесском листке», в газете не был опубликован ни один сахалинский очерк. Конечно же, Навроцкий опасался за судьбу газеты, частые приостановки могли привести или к закрытию издания или к такой болезненной мере, как запрещение печатать объявления. Сказался, безусловно, на настроении издателя и процесс, который начал против Дорошевича бывший сахалинский смотритель А. С. Фельдман. О нем упоминается в двух очерках — «Кто правит каторгой» и «Язык каторги». В первом речь идет о том, как по приказу Фельдмана, которого начальство в официальных бумагах аттестовало «трусом», «человеком робким», «человеком, боявшимся каторжников» [667] , в результате провокации застрелили двух арестантов, оставшихся на ночь в руднике с целью побега. Труп одного из них для устрашения был оставлен на месте. Во втором очерке Дорошевич объясняет, что сахалинское слово «фельда», означающее «обман, хитрость, лукавство именно перед начальством», образовано от фамилии Фельдмана в пору, когда тот был смотрителем Воеводской тюрьмы. «Тогда только хитрость, только лукавство могли спасти каторжанина от мант и лоз: Фельдман не признавал непоротых арестантов. Арестанты и лебезили перед Фельдманом, как Фельдман, кормивший тюрьму сырым хлебом и экономивший на „припеке“, фельдил перед начальством» [668] .
667
Дорошевич В. М. Сахалин. Часть первая. Каторга. С.207.
668
Там же. С.339.
В 1897 году, когда сахалинские очерки Дорошевича печатались в «Одесском листке», вышедший в отставку Фельдман жил в Херсоне. Конечно же, он обратил на них внимание, тем более, что за четыре года до того сам выступил в газете Навроцкого с циклом статей, в которых всячески восхвалял сахалинский быт и положение каторжан. Он утверждал, что «сахалинские дети, в особенности учащиеся, прекрасно одеты, никогда в свободной деревне нельзя встретить детей в таких славных дубленых полушубках, теплых шапках, валенках и пр., как в деревне на острове». Сахалин для него «лучший пункт для ссылки каторжных», и именно «каторжный труд выйдет победителем в борьбе с природою этого пока еще далекого острова» [669] . Историю с убийством двух каторжан он «живописал» как собственный подвиг, о чем Дорошевич в очерке «Кто правит каторгой» отозвался так: «Трус, мстящий за то унижение, которое он испытывает, боясь каторги» [670] . Бывший начальник Дуйской и Воеводской тюрем был чрезвычайно возмущен не только тем, что очерки Дорошевича опровергали нарисованную им радужную картину сахалинской жизни. Задели за живое изобличения его самого в жестокости и мошенничестве. «Жизнь каторжных, — писал Фельдман в предоставившем ему свои страницы „Новороссийском телеграфе“, — Дорошевич представляет в самых мрачных красках и в каком-то невозможном состоянии <…> Я отправил донесение в Главное тюремное управление, кроме того мною подана жалоба на г. Дорошевича г. прокурору одесского окружного суда» [671] .
669
А. С. Ф. Остров Сахалин//Одесский листок, 1893, №№ 171, 189, 192.
670
Дорошевич В. М. Сахалин. Часть первая. Каторга. С.207.
671
Новороссийский телеграф, 1897, № 7321.