Власть и идеология в России: от провиденциализма и революционного мессианства к современным реалиям

Авакова Элина

Особое место в государственной идеологии занимает так называемая «историческая политика». Она призвана обосновывать и защищать сам факт возникновения государства, формировать у населения позитивное историческое сознание и отношение к государству как к ценности, показывать на конкретных исторических примерах гибельность для страны процессов, ведущих к социальной, национальной и религиозной вражде, воспитывать подрастающее поколение граждан государства на позитивных примерах из истории в духе ответственности за судьбу страны, черпая эти примеры из жизни и деятельности его наиболее выдающихся деятелей истории разных эпох и поколений. Тем не менее, в понятие «историческая политика» часто вкладывается сугубо отрицательный смысл. Отмечается, «что для профессиональной истории историческая политика представляет серьезный вызов и угрозу. Она находится в непримиримом противоречии с цеховыми принципами профессиональных историков, среди которых – стремление к объективности, открытости для верификации источников и логики анализа, а также диалога с оппонентами».⁵ На наш взгляд, следует различать историческое знание как науку и историю как идеологию. Как научное знание история стремится приблизиться к объективной истине, как идеология она служит определенным интересам. Связь эта неразрывна. Нет чистого, стерильного, избавленного от какой-либо идеологии исторического знания. «Вряд ли можно до конца понять творчество выдающихся ученых историков, как Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский и, тем более, советских исследователей – Б.Д. Грекова, Е.В. Тарле, Л.В.

Черепнина, их многочисленных коллег, вне контекста тех идеологических задач, которые они перед собой ставили».⁶ В этом есть важнейшая особенность исторической науки и ее неизбывное противоречие. Выявленный историком и введенный в научный оборот исторический факт сам по себе не несет идеологической нагрузки. Однако определенный подбор фактов, их группировка и, тем более, оценка носят идеологический характер. В отличие от ученого-историка, идеолог из всего многообразия факторов, определяющих исторический процесс, вычленяет только те, которые соответствуют взглядам и интересам его заказчика и на этой основе создает свою версию прошлого. В этом вся суть исторической политики, являющейся важнейшей составной частью идеологии. При этом полный разрыв исторического знания с принципами научности и правдивости превращает его в миф, далекий от объективной реальности прошлого, что в условиях борьбы идеологий и доступа населения к объективной информации компрометирует власть, подрывает устои защищающей ее идеологической концепции. Однако не менее вредной для государства является ситуация, когда исторические исследования полностью отдаются на откуп иностранным исследователям, представителям социума, для которых отечественная государственность, традиции народа и национальные ценности не представляются значимыми, вызывают неприязненные или даже враждебные чувства. В этом случае создается негативный для данного государства идеологический нарратив, не отвечающий его интересам. Что касается «верификации источников», «диалога с оппонентами», крайне необходимыми для полноценного научного творчества, то это зависит от государства и общества, в которых историк осуществляет свои исторические изыскания и качества самого научно-исторического сообщества.

В развитом виде государственная идеология представляет собой совокупность общенациональных ценностных представлений и концептуально оформленных идей и взглядов, обосновывающих и защищающих:

суверенитет и территориальную целостность государства;

позитивный нарратив отечественной истории, включающий повествование о происхождении государства и его исторических трансформациях. Официально-принятая концепция государственной истории может наделяться чертами сакрального действия либо закономерного и рационально обоснованного процесса (божественная воля, действия благородных отцов-основателей, выдающихся государственных деятелей, порыв народа к счастью и свободе и т.п.);

легитимный и наиболее оптимальный характер существующей власти (правящей династии, политического режима);

основные ценности, лежащие в основе жизни государства и общества на каждом конкретном этапе их существования;

правильность выбранной государством стратегии внутренней и внешней политики;

историческую миссию государства и его цивилизационную уникальность в мировом сообществе стран и народов;

единство народа перед лицом грозящих стране опасностей и необходимость его мобилизации на решение масштабных общенациональных задач и проектов.

На основе государственной идеологии происходит воспитание подрастающих поколений в духе патриотизма, формируется гражданская идентичность населения страны, происходит постепенное становление политической нации, общество консолидируется, формируются такие понятия как «соотечественники», «сограждане», у людей возникает чувство неразрывности общей исторической судьбы и общей Родины.

Успех государственной идеологии в конечном счете зависит от способности власти анализировать причинно-следственные связи, учитывать закономерности, вникать в сущности и смыслы общественных процессов, то есть опираться на научное их понимание. Вместе с тем, нельзя и переоценивать роль научных знаний в идеологии. Идеология, в отличие от науки, как правило, не склонна делать упор на недостатки, проблемы и поражения, стремясь акцентировать общественное внимание на преимуществах, достижениях и победах. Недостатки, просчеты, а порой и преступления фиксируются у идеологических противников, признание же собственных и акцентирование на них внимания, ведущее к разочарованию населения в декларированных государством ценностях, дает преимущество оппоненту и может привести к поражению в политической борьбе. История человечества знает немало идеологических систем, существуют они и сегодня, в основу которых положены мистические верования, популизм и разного рода утопические учения. Это, с научной точки зрения «ложные» идеологии, носящие умозрительный, фэнтезийный характер. Тем не менее, и они могут выступать в качестве государственных идеологий. Однако идеологический миф живет ровно до тех пор, пока в него верят его создатели, а люди, для которых он предназначался, готовы воспринимать его как правду. Когда вера заканчивается, предложенный нарратив начинают воспринимать либо как сказку, либо как обман, наступает всеобщее разочарование. Поэтому рано или поздно возникает необходимость трансформировать, модернизировать или полностью менять государственную идеологию, построенную на мифологии с учетом реальных возможностей и задач общественного развития. В противном случае государство вступает в состояние кризиса и может даже прекратить свое существование.

Важно отметить, что на протяжении почти десяти веков государственная идеология в России формировалась и обогащалась новым содержанием при самом непосредственном участии Русской Православной Церкви. С момента крещения Руси в 988 году и до 1917 года высшие церковные иерархи и образованные представители черного и белого духовенства, ученые богословы писали и трактовали историю, формулировали нравственные принципы жизни и деятельности власти и общества, разрабатывали разного рода государственные доктрины, программы и манифесты. Каждый православный человек с рождения и до самой смерти так или иначе был связан с церковью и ее учением. Ни одно государственное мероприятие, начиная от вступления на престол очередного князя, царя или императора и кончая спуском корабля, празднованием победы над врагом или началом очередной государственной реформы не проходило без церковного благословения и определенной церковной оценки данного события. Государство, в свою очередь, принимало активное участие в церковных реформах, а часто и выступало их инициатором, оказывало церкви финансовую и иную материальную поддержку. До начала ХХ века церковь в России не только не была отделена от государства, но и являлась его органической частью. И летописец Нестор, и публицист Феофан Прокопович, и обер-прокурор священного Синода К.П. Победоносцев, являясь, соответственно, монахом, епископом и государственным чиновником одновременно выступали и в качестве крупнейших государственных идеологов своего времени. Церковь в полной мере разделяла ответственность за политику государства, достижения и просчеты, а после ликвидации патриаршества в России уже и формально была интегрирована в систему органов государственной власти.

Цель данной работы проследить и проанализировать процессы возникновения и трансформации идеологических представлений и систем легитимизации государственной власти и, отчасти, политики на всех основных этапах существования Российского государства: в эпоху существования монархии, в советский и современный периоды. Масштабы темы и ограниченный объем работы предопределили конспективный характер изложения материала.

Источниковая база данного исследования широка и многообразна. Она включает в себя различные виды законодательных источников, древнерусские летописи и другие исторические и литературные сочинения русского средневековья, публицистические и политико-философские работы официальных государственных и

оппозиционных идеологов, относящиеся к самым разным периодам русской государственности и различным слоям российского общества, речи и выступления высших представителей государственной власти и партийных деятелей, материалы политических партий и движений, а также произведения литературы и искусства, несущие идеологическую нагрузку. Их выявление, анализ и сопоставление позволяет составить представление об идеологии Российского государства на разных этапах его существования.

1. Идеология Древнерусского государства

Зарождение государственной идеологии России относится к периоду формирования и дальнейшего существования так называемого Древнерусского государства, возникшего во второй половине IX века. По мере укрепления этого государства возникали и закреплялись в сознании правящей элиты, а также наиболее сознательной части его населения, определенные представления об истории происхождении и задачах этого государства, его месте в сообществе других известных им аналогичных образований того времени. Государство, как социально-политический механизм по управлению делами определенного социума на конкретной территории, и идеология, призванная защищать его интересы, развивались далеко не всегда синхронно и параллельно, что, тем не менее, не отменяет их глубокой диалектической взаимосвязи и заинтересованности во взаимном существовании. Государственный деятель мог выступать и в качестве идеолога или наоборот. Государство переживало периоды упадка, кризисы и вновь находило в себе силы для возрождения и подъема. Что касается идеологов, то они могли появиться самым неожиданным образом в лице самых разных персонажей и личностей и выдвигать как рациональные, так и фантастические, далекие от реальности планы и представления. Несомненно одно, что по мере развития государства и осознания его правящей верхушкой своих интересов, идеология приобретала определенную направленность и становилась непременным и необходимым атрибутом существования самого государства.

Огромное значение в формировании государственной идеологии играли летописи, начало составления которых большинство авторов относят к XI веку.⁷ Их обычно рассматривают как исторические источники или литературные памятники средневековой Руси, между тем, в момент создания они, как правило, являлись расширенными хрониками, призванными обосновывать и защищать определенные интересы их заказчиков. В зависимости от того, кто выступал заказчиком, летописные повествования можно подразделить на великокняжеские, княжеские, митрополичьи, патриаршие, монастырские, городские и даже родовые и личные. Разными, естественно, были и идеологические задачи, которые приходилось решать их авторам. На эту особенность летописей обращал внимание и В.О. Ключевский, считавший, что их авторов нельзя считать историками-прагматиками. Общим для них как церковно-исторических мыслителей, по его мнению, был поиск «в событиях нравственного смысла и практических уроков жизни».⁸ Для нас же важно, что крупные летописные своды, составлявшиеся в интересах властных структур и отдельных правителей государства, позволяют проследить еще особенности и эволюцию идеологических представлений, отражающих их интересы, на разных этапах истории русского средневековья. Основной массив таких сводов представлен Новгородскими, Киевскими, Владимирскими, Тверскими и Московскими летописцами. Свою специфику имело летописание в период политической раздробленности. Не прерывалась летописная традиция и в тяжелые для Руси годы ордынского ига. Затихая в одном княжестве, она продолжалась в другом в зависимости от политической, экономической и культурной ситуации на обширных пространствах Русской земли.

Обычно говорят о политической ангажированности летописцев, в большинстве своем являвшихся монахами и работавшими по заказу правящей княжеской или церковной верхушки. Для нас же именно это обстоятельство и является особо ценным, так как позволяет выяснить идеологические задачи, которые ставили перед летописцем и понять аргументацию автора, направленную на апологетику заказчика летописи и отражающую его понимание многих важнейших вопросов своего времени. Летописец – передовой человек своего времени, стремился рассказать о происхождении русского народа и его ближайших соседях, об обстоятельствах и значении принятия и распространения христианства, обосновать необходимость единения людей перед лицом разного рода угроз под властью династии Рюриковичей, недопустимости распрей между князьями, смут и восстаний против установленных государственных порядков, донести до своих соотечественников ряд других идей и сведений, без которых общество просто не могло существовать.

В древнейшем из дошедших до нас общерусском летописном своде «Повести временных лет», составленном в Киеве во втором десятилетии XII в.⁹ и входящем, как правило, в более поздние летописные своды, уже в заголовке поставлены важнейшие вопросы, носящие поистине экзистенциальный характер: «Откуда есть пошла Русская земля?», «Кто в ней начал первее княжити?» и «Откуда русская земля есть?». В переводе Д.С. Лихачева: «Откуда пошла Русская земля?», «Кто в Киеве стал первым княжить?», «Как возникла Русская земля?»¹⁰ Без ответов на эти вопросы все дальнейшее повествование теряло всякий смысл. На них необходимо было давать ответы обществу того времени вне зависимости от уровня знаний самого летописца и правдивости приводимых сведений. Тем более, что дошедшее до нас летописное повествование, опиравшееся, как считается, на какие-то другие источники, составлялось через сотни лет после произошедшего. Что касается истинности данных летописцем ответов, историки спорили, спорят и будут спорить, приводя аргументы и контраргументы, создавая теории и конструируя новые нарративы. Но совершенно ясно, что необходимо было изначально создать определенный нарратив, и он был создан в XII в. Вот как автор «Повести» трактовал происхождения русской государственности, русского народа и династии русских князей (перевод Д.С. Лихачева по Лаврентьевской летописи): «В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, и иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходи княжить и владеть нами». И избрались трое братьев во своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли и сел Рюрик в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля».¹¹ Древнерусские летописи в основном дублировали это сказание с той лишь разницей, что, например, в Ипатьевском своде первым городом, где первоначально обосновался Рюрик, называлась Ладога.¹² В этом тексте явно прослеживается ряд идеологических задач, которые ставил перед собой и успешно решал автор летописи. Он констатирует суверенность восточно-славянских и финских племен до призвания Рюрика («начали сами собой владеть»), образовавших Древнерусское государство, обосновывает легитимность возникшей княжеской династии через факт «призвания» князей, обозначает изначально многоплеменной (полиэтнический) состав населения Древнерусского государства (русь, чудь, славяне, кривичи, весь). Идеологический импульс данного нарратива оказался настолько сильным, что он сохранил свое значение пройдя через все периоды существования российской государственности, не потеряв своей актуальности и сегодня. Переходя из одного летописного свода в другой, легенда о «призвании варягов» продолжала приводиться в летописях в период политической раздробленности, она не изгладилась из памяти в период борьбы русского народа против монгольского нашествия, и оказалась востребованной в ходе образования и укрепления Московского централизованного государства, в полной мере использовалась и в последующие периоды истории российской государственности, дожив до нашего времени.