Власть и наука
Шрифт:
Таким образом, самим фактом переноса дискуссии из аудиторий ученых в редакцию партийного журнала дискуссии был придан чисто политический оттенок. Забегая вперед, нужно отметить то, чего не знали и не могли знать участники дискуссии, выступавшие под знаменем генетики, и что, наверняка, было известно лысенкоистам: перед началом дебатов руководитель совещания, весьма близкий к Сталину советский философ, не по заслугам проведенный в академики АН СССР М.Б.Митин17, известный своим раболепным отношением к Лысенко, был вызван на инструктаж в ЦК партии, где получил директиву -- поддержать Лысенко и его сторонников (7 января 1982 года профессор В.П.Эфроимсон уверял меня, что у него есть точные сведения, что Митина вызывал к себе сам Сталин и лично дал такую директиву).
Дискуссия началась 7 октября 1939 года и продолжалась неделю --
"...двух спорящих групп нет... Именно нет группы Лысенко, а есть оторвавшаяся от практической жизни небольшая ОТЖИВАЮЩАЯ группа генетиков, которая СОВЕРШЕННО СЕБЯ ДИСКРЕДИТИРОВАЛА в практике сельского хозяйства" (/165/, выделено мной -- В.С.)
Произнесший этот приговор генетике директор Всесоюзного института животноводства ВАСХНИЛ В.К.Милованов заявил далее, что "формальная гене-тика принесла громадный вред нашему животноводству", а академик Келлер, забывший в одночасье о своих недавних словах одобрения достижений генетики, утверждал, что "формальная генетика выхолостила дарвинизм" (166). Последнее рассматривалось как страшный грех, ибо дарвинизм считали неотторжимой частью коммунистических доктрин.
Некоторые лица, хорошо разбиравшиеся в сути генетики, пошли на поводу у лысенкоистов. Так, Б.М.Завадовский продолжал следовать своей линии "умиротворения" Лысенко:
"Я делаю тот вывод, что формальная генетика, как система, себя опорочила, формальная генетика, как система, себя не оправдала, и ПОТОМУ ОНА НЕ ИМЕЕТ ПРАВА НА СУЩЕСТВОВАНИЕ" (/167/, выделено мной -- В.С.).
С.И.Алиханян18, высказавший здравые мысли о роли генетики в современной науке, в одном вопросе не удержался и поддержал Лысенко. Последний часто нападал на законы Менделя -- первые математически обоснованные законы генетики, заявляя, что они не могут объяснять биологические закономерности, так как математика и биология -- разные дисциплины. Теперь Алиханян, пытаясь отмежеваться от критики Лысенко, пошел у него на поводу, сказав, что
"...ни один генетик биологических явлений математическими законами не объясняет" (168).
Совершенно иначе повел себя молодой сотрудник вавиловского института Ю.Я.Керкис. Он не пожалел времени на проведение серии опытов по так называемой вегетативной гибридизации -- передачи наследуемых признаков в результате прививок одного растения на другое. Выступление Керкиса, докладывавшего конкретные результаты, опровергавшие это утверждение Лысенко и Глущенко, было особенно неприятно Лысенко, и он перебил его, выкрикнув с места: "Помимо головы, нужны еще руки" (169). Керкис парировал реплику, напомнив собравшимся курьезное заявление лидера "мичуринцев", которое без сомнения шокировало бы любого ученого. Он вспомнил слова Лысенко: "...для того, чтобы получить определенный результат, нужно хотеть получить именно этот результат; если вы хотите получить определенный результат, вы его получите" (170), а также привел принцип отбора кадров, выдвинутый Лысенко: "Мне нужны только такие люди, которые получали бы то, что мне надо" (171). Лысенко ничуть не смутился, ничего странного и шокирующего в этих своих высказываниях не усмотрел. В стенограмме совещания читаем:
"Лысенко: Правильно сказал." (172).
С большой речью на совещании выступил Вавилов, полностью отказавшийся от попыток компромисса с Лысенко ("заимствовать лучшее друг у друга", как он интеллигентно призывал во время дискуссии 1936 года)19. Теперь это был другой человек, до конца разобравшийся в устремлениях Лысенко, стоящий на позициях науки и готовый их отстаивать в борьбе с ВРАГОМ:
"Мы стоим в советской селекции и генетике перед рядом глубочайших противоречий, имеющих тенденцию к дальнейшему углублению (174) ...позиции Лысенко находятся не только в противоречии с группой советских генетиков, но и со всей современной биологической наукой... Под названием передовой науки нам предлагают вернуться,
Не менее категоричен был и Лысенко, который не только не желал слышать какие-либо замечания, но громче, чем раньше, отвергал любую критику:
"Я не признаю менделизм... я не считаю формальную менделевско-моргановскую генетику наукой (176). Мы, мичуринцы, возражаем... против хлама, лжи в науке, отбрасываем застывшие, формальные положения менделизма-морганизма" (177),
и, не ограничиваясь оценкой науки генетики, перешел на личности:
"...теперь же Н.И.Вавилов и А.С.Серебровский... мешают объективно правильно разобраться в сути менделизма, вскрыть ложность, надуманность учения менделизма-морганизма и прекратить изложение его в вузах как науки положительной" (178).
Он нашел, как ему казалось, показательный пример того, как Вавилов обманывает советский народ: остановился на высказываниях Вавилова о том, что нужно срочно разворачивать в стране работы по применению гибридной кукурузы с целью повышения урожаев зерна. Чистые линии кукурузы (инцухтированные линии) при их сочетании попарно развивали у этих двулинейных гибридов (и только в первом поколении) гораздо более мощные початки, что предоставляло возможность американским фермерам собирать огромные урожаи. Вавилову, рассказавшему об этих успехах генетики, в ответ было сказано:
"Менделистам, кивающим на Америку, я хочу сказать следующее... до этого в течение 10-1-520 лет почти все селекционные станции, работающие с перекрестно-опыляющимися растениями, по вашим же научным указаниям в огромных масштабах работали методом инцухта. Где же хотя бы один сорт, выведенный этим методом? Это забывают менделисты и, в первую очередь, забывает об этом акад. Н.И.Вавилов" (179).
Циничная подмена одной идеи другой, голословность возражений была очевидна большинству специалистов: Вавилов говорил о сочетании двух чистых линий с целью увеличения урожая от первого поколения гибридов, а Лысенко требовал, чтобы ему показали, какой из этого СОРТ получится! Вавилов приводил точные цифры огромных площадей, на которых высевают в США межлинейные гибриды, показывал динамику урожаев и рост многомиллионной прибыли (сегодня мы знаем, что уже в середине 1940-х годов прибыль от применения американскими фермерами гибридной кукурузы окупила с лихвой затраты на "Манхэттенский проект", то есть создание атомной бомбы), призывал немедленно перенять этот опыт, а Лысенко упорно твердил, что все разговоры о гибридной кукурузе -- обман! И поскольку он не просто боролся за монопольную власть в биологии и сельском хозяйстве, но являлся орудием борьбы за монополизм партийной власти во всех сферах жизни общества, ему удалось победить. Даже просто заниматься инцухт-методом было запрещено, не говоря уже о промышленном его применении. Лысенко также обвинил Вавилова в недоброжелательном отношении к наследию Мичурина20, сказал, что Вавилов плохой директор ВИР'а, что ему не удастся проводить самостоятельную политику как директору (181).
Как и следовало ожидать, лысенкоистов активно поддержали организаторы совещания -- философы. В заключительном слове Митин так отреагировал на доводы Вавилова (до этого заявив, что научная истина, конечно, имеет право на существование, и поэтому вряд ли стоит отрицать законы Менделя и некоторые другие положения генетики, но эти его слова, вялые и робкие, потонули во фразах противоположного толка):
"Вот выступал здесь акад. Н.И.Вавилов. Он говорил о мировой генетике. Он сделал обзор того, что имеет место теперь в этой области. Но что характерно для этого обзора?... Я бы сказал, чувство преклонения перед толстыми сборниками, которые он нам здесь показывал, без малейшей попытки анализа содержания этих сборников. Неужели в этих сборниках, очень толстых, весьма солидных, напечатанных к тому же на хорошей американской бумаге, выглядящих так респектабельно, неужели там все правильно, неужели нет ничего в этих сборниках такого, что требовало бы к себе критического подхода? Простите, Николай Иванович, за откровенность, но когда мы слушали вас, создавалось такое впечатление: не желаете вы теоретически поссориться со многими из этих, так называемых мировых авторитетов, с которыми, может быть, надо подраться, поссориться!" (182).