Власть в Древней Руси. X–XIII века
Шрифт:
Во время восстания киевлян 1068 г. Изяслав Ярославич « сдящу на сенхъ с дружиною своею». Скорее всего здесь под «дружиной» подразумевались только ближайшие княжеские советники. Главным среди которых был воевода Тукы, отрекомендованный летописцем как « Чюдиновъ брат». Не указывает на большое число княжеских советников и летописная статья 1103 г., в которой говорится, что князья Святополк и Владимир со своими дружинами поместились « в единомь шатр».
Косвенные данные о количественном составе думцев содержаться в летописной статье 1169 г. Совет об отступлении от крестного целования Мстиславу Изяславичу Владимир Мстиславич получил от бояр Чагровичей — Чекмана, его брата Ташмана и Маночюка. Будучи рад « дум их», князь объявил ее еще трем боярам — « Рагуйлови Добрыничю и къ Михалеви и къ Завидови», которые не были в том совете, но определенно состояли в нем. Немногим
О том, что в числе княжеских советников могли находиться и церковные иерархи свидетельствует летописная статья 1164 г. В Чернигове умер князь Святослав Ольгович. Опасаясь, что стол может захватить новгород-северский князь Святослав Всеволодович, княгиня вместе с боярами мужа и епископом Антонием приняли решение утаить княжью смерть, а тем временем послать по его сына Олега. Все участники поклялись на иконе св. Спаса хранить тайну. В том числе и епископ Антоний. Тысяцкому Гюрги показалось, что « не лпо дати пискупу цловати святого Спаса», поскольку он является святителем. Но, как оказалось впоследствии, именно епископ и нарушил клятву, тайно написав грамоту Святославу Всеволодовичу. В летописи этот поступок получил оценку «злого преступления» и объяснен тем, что Антоний был греком. [112]
112
Там же. — Стб. 523.
Определенное представление о количественном составе княжеского совета дает летописный рассказ об отступлении окружения умершего великого князя киевского Всеволода Ольговича от клятвы верности брату Игорю. Совет этот назван злым, а начальниками его объявлены тысяцкий Глеб, воеводы Иван Воитишич и Лазарь Саковский, а также Василь Полочанин и Мирослав Хилич. Они « совокупиша около себе кыяны и свщашася, како бы имъ узъмощи перельстити князя своего». [113]
113
Там же. — Стб. 325.
Примерно такое количество ближайших княжеских людей называет и летописная статья 1171 г. Настигшая князя Мстислава Изяславича, бежавшего из Киева на Василев, Бастиева чадь захватила в плен Дмитра Хороброго, Олексу Дворьского, Сбыслава Жирославича, Иванка Творимировича, Рода Тиуна. Были пленены и «ины многы», но то, что летописец только некоторых назвал по имени свидетельствует об особом их социальном статусе. [114]
Из приведенных известий следует, что в состав княжеской думы входили, прежде всего, представители служилой княжеской администрации. Определенно тысяцкий и воевода, о чем говорится в летописи.
114
Там же. — Стб. 544.
Наверное также и тиун, предполагать участие которого дает основание его высокий административный статус и неизменное присутствие в княжеском окружении. Для опознания награбленного дружиной Юрия Долгорукого имущества Изяслава Мстиславича, последний « посла мужи своя и тивуна своего». [115] Ростислав Мстиславич, после смерти Вячеслава Владимировича, « ха на Ярославль дворъ, и съзва мужа отца своего Вячеславли и тивуны и ключники». [116] Когда Мстислав Изяславич был приглашен своей братиею и киевлянами на киевский стол, то впереди себя он послал в Киев Василька Ярополковича и « тиунъ свои посла». [117] Согласно приведенному выше летописному известию 1171 г. названный по имени тиун Род находился в окружении Мстислава Изяславича, когда он вынуждено покинул Киев.
115
Там же. — Стб. 393.
116
Там же. — Стб. 473.
117
Там же. — Стб. 533.
В ближайшем окружении изгнанного киевского князя находился дворский Олекса, что позволяет
118
Там же. — Стб. 777.
119
Там же. — Стб. 798.
120
Там же. — Стб. 803–804.
Все последующие упоминания дворских в Галицко-Волынской летописи представляют их как ближайших военных помощников князей Данила и Василька Романовичей. В летописной статье 1268 г. сказано: « Служащии же князи Данилови и людье Василкови, Юрьи, Олекса дворьскый, ини хаша на н» (на литовцев — П.Т.). [121]
В число думцев определенно входил милостник, который, хотя и не занимал никакой служивой должности, был одним из наиболее приближенных к князю лиц. В пользу этого свидетельствует, в частности летописная статья 1180 г., рассказывающая о замыслах Святослава Всеволодовича лишить столов Рюрика и Давыда Ростиславичей. Об этом, как пишет летописец, он « сдумдвъ с княгинею своею и с Кочкаремь, милостникомъ своимъ». [122]
121
Там же. — Стб. 839.
122
Там же. — Стб. 614.
Можно полагать, что среди княжеских советников были и их кормильцы, имевшие высокий социальный статус и политический вес. Причем, не только при малолетних князьях, но и при взрослых. Летописец упоминает их, как правило, при описании острых политических событий, связанных с междукняжескими конфликтами. В походе Ольги и Святослава на древлян в 946 г. находился и кормилец князя Асмуд. В битве 1018 г. на Буге принимал участие кормилец Ярослава Будый, исполнявший, скорее всего, воеводские функции. Под 1151 и 1171 гг. в летописи упомянут кормилец дорогобужского князя Владимира Андреевича. В первом случае он запретил своему князю участвовать в сражении на Лыбеди: « Володимира же не пусти кормилець его, зане молодъ б в то время», во втором — исполнял какие-то посольские функции во время вооруженного конфликта между Мстиславом Изяславичем и Владимиром Андреевичем.
В 1208 г. среди великих галицких бояр, бежавших от репрессий князей Игоревичей в Венгрию, назван и кормилец Володислав. Вместе с другими боярами — Судиславом и Филиппом, он вел переговоры с венгерским королем о посажении на галицком столе Данила Романовича. Под 1231 г. упомянута вдова кормильца Нездилы, однако, как и в случае с Володиславом, в летописи нет уточнения у какого князя Нездило был кормильцем.
В XIII в. наряду с термином «кормилец» упоминается и другой — «дядько», являвшийся синонимом первого. Когда княгиня Романова узнала, что над ее сыновьями нависла смертельная опасность, она « съвтъ створи с Мирославомъ и с дядькомъ, и на ночь бжаша в Ляхы. Данила же возмя дядька перед ся, изыде изъ града». [123] В 1289 г. Лев Данилович послал к сыну своему « Семена своего дядьковича». [124] В поздних летописных списках слово «кормилец» заменено словом «дядько», что убедительно указывает на их содержательную однозначность.
123
Там же. — Стб. 718.
124
Там же. — Стб. 930.