Влечение. Истории любви
Шрифт:
Та весна была особенная. Всё и все вокруг были наполнены всеобщей любовью, от телесного и духовного томления воздух в классе ощутимо сгущался и даже пах по-особому. Володька Крючков смотрел не отрываясь на пылающее ухо отличницы Аникеевой, отличница Аникеева четким великолепным почерком строчила письма красавцу Петрову, красавец Петров был равнодушен к девочкам, но ухаживания принимал, коллекционируя любовные записки одноклассниц.
Серега Павловский с незамысловатой кличкой Павлуха смотрел на Соню. Его мать, школьная уборщица и сторож, неодобрительно отзывалась
Серега не прислушивался к материнскому ворчанию, ему было некогда: он зарабатывал деньги. Сразу после зимних каникул он решил, что сделает Соне царский подарок на Восьмое марта – корзину цветов. Даже ходил несколько раз, приценивался в магазин «Цветы Болгарии» на «Горьковской». Там было обморочно тепло и сильно пахло водой. Тонкая, как швейная игла, девушка уворачивала белые розы в красную гофрированную бумагу и беседовала с желтой телефонной трубкой, зажатой между плечом и ухом: «Да... да... ты абсолютно права, но, если подумать, то тоже самое можно сказать и о Валентине...» Облюбованная Серегой корзина с лилиями потянула на сто пятьдесят рублей – огромная сумма, две с половиной зарплаты матери, школьной уборщицы и сторожа. В смятении он удалился.
Рослый широкоплечий Сергей выглядел много старше своих лет и с легкостью пристроился в молочный магазин по соседству – разгружать ночами огромные фляги с молоком и жидкой комковатой сметаной.
Вечером предшествующего дня он вновь стоял в магазине болгарских цветов, перед девушкой тонкой, как швейная игла. Не в пример прошлого случая, она была серьезно занята – вокруг толпились сердитые озабоченные мужчины в меховых шапках и требовали мимоз.
Соня же провела этот вечер чудесно – с мамой, Ангелиной Витальевной, они пили чай со смородиновыми веточками и придумывали фасон нового платья для Сониного дня рождения. Девочке очень нравились нюансы, бантики или рюшечки, подчеркивающие женственность и линию гибкой фигуры. Разошлись глубоко за полночь, и Соня просмотрела удивительный сон о том, как она плывет на корабле по морю с теплой водой изумрудного цвета.
Поэтому предпраздничным утром следующего дня Соня опоздала в школу. По правде говоря, она даже не успела толком причесаться, каштановые волосы густой гривкой лежали на плечах и стояли немного над головой.
Забежав в класс, она отдышалась и увидела на своей парте корзину белых лилий. От изумления Соня даже не поздоровалась с учительницей, за что сразу безжалостно была вызвана к доске.
После звонка одноклассники с шумом покидали свои места, слышались привычные выкрики «дурак!» и «сам дурак!». Соня с благоговением рассматривала свои лилии, чуть поглаживая пальцем яркие глянцевитые листья. Запах от букета был настолько осязаем, что его хотелось погладить пальцем тоже. Сергей глубоко вздохнул, подошел к Соне и сказал, чуть заикаясь от волнения:
– Соня, можно сегодня тебя проводить?
Она посмотрела. Кивнула головой. Волновалась тоже, конечно.
После уроков они медленно шли к Сониному дому. Вряд ли Сергей что-либо сохранил в памяти после этой прогулки, кроме ритмично взлетающих Сониных волос – каштановой гривки, и густого аромата
Соня бодро рассказывала, тем не менее, как ей хочется увидеть море, о новом чудесном платье, которое скоро пошьет мама, о любимой певице. Прощаясь, она, неожиданно присмирев, тихо проговорила:
– Пока.
– Пока, – эхом ответил он.
Теперь каждый день Сергей провожал Соню домой. И было им хорошо. Иногда они держались за руки, переплетая пальцы, и это было тоже хорошо, еще лучше. Иногда они поднимались на Сонин этаж и до боли в распухших губах целовались на лестнице. Соня закрывала глаза, а Сергей – никогда. Иногда он расстегивал три пуговицы ее форменного платья и несмело, но отыскивал ее небольшую грудь, поглаживая нежно, по-мальчишески. Иногда Соня с закрытыми глазами осторожно расстегивала брюки и вслепую удивлялась тому, что росло и менялось в ее вздрагивающей руке.
Традиционно раз в неделю на ее парте появлялся букет лилий. Соня обожала сладкий тяжелый запах этих цветов. Оставаясь в комнате одна, она целовала каждый – да-да, целовала цветки, глупая умная девочка.
В один из дней, прощаясь у подъезда, Сергей нарочито небрежно сообщил, что его матери выдали какую-то бесплатную путевку в санаторий, получать разные полезные процедуры для больных ног и спины.
– Так что я дома один. Могла бы зайти, посмотреть, как я живу...
Соня прекрасно понимала, что значит «пойти, посмотреть, как он живет», и уровень волшебных отношений на лестнице соответствовал.
– Придется возвращаться, – хрипловатым волнующим голосом произнесла она, – надо было раньше сказать... Топай теперь обратно... – Но самое главное, что ей безумно хотелось посмотреть и почувствовать, как живет Сергей.
Серега Павловский, по незамысловатой кличке Павлуха, жил на первом этаже в квартире, когда-то выделенной его матери как дворничихе при ЖЭКе, и он не любил приводить домой гостей, слишком жалко выглядели все эти полуказенные полированные шкафы, и особенно – доисторическая кровать с никелированными шарами и панцирной сеткой, довольно продавленной.
Поэтому Соню он разместил не на этом отвратительно стыдном ложе, а на новом письменном столе, купленном на грузчицкие молочнокислые деньги. Встал рядом. Сердце стучало. Она закрыла глаза и вытянула губы для поцелуя.
Еле дыша, он чуть приподнял ее, обнял с мальчишеской, обескураживающей нежностью и стянул тонкие колготки телесного цвета.
Соня приложила руку Сергея туда, где еще никогда не бывало ничьей руки.
Не выдержав напряжения, Сергей отдернул руку и с грохотом упал на пол.
Погас свет, Софья облегченно вздыхает – какая глупость этот маникюр, но как может испортить настроение, раздраженно думает она, чуть скосив глаза на темно-серый костюм левее.
Темно-серый костюм не считает нужным утруждаться потайными ознакомительными взглядами, поворачивается к Софье, позволив разглядеть рисунок на зеленой рубашке: пару танцующих под зонтом кошек. Удивительно подходит для пафосного театрального представления, думает Софья.
– Понимаю ваше возмущение, – доверительно склоняется к ней мужчина, – глупая рубашка. Но это подарок дочери, а она очень строго следит за судьбой своих подарков...