Влюблённый домовой
Шрифт:
— Всё будет хорошо, — обещает он, прикидывая как можно было бы согреть Лину. Однако в комнате тепло, на улице тоже на удивление комфортно, а одеяло такое толстое, что обычно она наоборот его скидывает во сне на пол.
— Не уходи, — шепчет Лина, когда Павел на мгновение отстраняется. — Останься, пожалуйста…
— Я здесь и никуда не собираюсь.
На мгновение Павел замирает в нерешительности. То, что он собирается сделать…
«Котом ты не раз спал рядом с ней» — напоминает он самому себе, осторожно поглаживая Лину по холодной щеке. Дрожь так никуда
«Так то котом, сейчас кот не справится, слишком маленькая форма» — парирует Павел, но, когда Лина жалобно зовёт его по имени, решается.
— Я здесь, — напоминает он. — Подвинешься?
Лина послушно вжимается спиной в спинку дивана, а когда Павел ложится на освободившееся место, придвигается к нему, давая себя обнять поверх одеяла.
— Спи. Я буду рядом.
* * *
Утро встречает Павла смурной серостью и теплом. Дрожь прошла, оставив после себя неприятную слабость и будто вросший куда-то под рёбра холодок. Лина спит, доверчиво уткнувшись лбом ему в грудь и волосы, ещё ночью крепко заплетённые в косицу, сейчас свободны. Резинка, видимо, куда-то потерялась.
— Доброе утро, — тихо шепчет Павел, осторожно касаясь растрёпанных рыжих прядей.
Лина трётся лбом о футболку, бормоча что-то невнятное, и даже не думает просыпаться. Павел решает не будить и почти стекает с дивана на пол, чтобы осторожно встать.
То, что было ночью…
Он пристально оглядывает завернувшуюся в одеяло, словно в кокон, Лину, но видишь лишь усталую, бледную девчонку, перетрудившуюся и возможно немного приболевшую.
«Отсюда и дрожь. Простыла» — успокаивает он себя, хотя холодная, почти ледяная кожа щеки под пальцами всё-таки напрягает. Дрожь при простуде обычно связана с поднявшейся температурой, а при ней лицо наоборот становится горячим. Это Павел прекрасно помнит.
«Нужно уговорить её остаться дома. Хотя бы сегодня…» — всё-таки решает он и, в последний раз взглянув на Лину, уходит на кухню.
Подаренные несколько дней назад розы всё стоят и, кажется, даже не собираются вянуть, лишь запах становится всё слаще, так что сейчас Павел даже окно приоткрывает, чтобы было чем дышать.
Ухаживает за букетом Лина, он к ним принципиально не подходит, тем более что от их сладкого запаха свербит в носу, а на языке появляется неприятный привкус.
«Будь моя воля, я бы вас в первый же вечер выкинул» — глянув на цветы, мысленно ворчит Павел и отворачивается к холодильнику, решая, что стоит приготовить на завтрак.
«И снова… Ревность, Павел, удел влюбленных людей, а ты домовой. Прекращай» — напоминает себе он, выставляя на стол продукты для блинов, однако начать готовить так и не успевает.
Тихий вскрик и последовавшее за ним крепкое словцо застают врасплох. Павел так сжимает пальцы, что яйцо в ладони превращается в жидко-колкое месиво. Он едва успевает выкинуть это безобразие в ведро под мойкой, не обкапав пол, когда снова слышит голос Лины.
— Паш? — тихо зовёт она и он, вымыв
Лина оборачивается к нему от открытого ящика стола, где, как он знает, лежит амулет, и непонимающе хмурится, оглядывая комнату.
— Паш?..
— Я здесь, — отзывается он, подходя ближе, и замирает.
— Паш, ты где?..
— Лин? Если это шутка… — он замолкает, всматриваясь в напряжённое бледное лицо. Глаза Лины не смотрят на него, несмотря на то, что он стоит совсем рядом, даже руку далеко тянуть не надо, чтобы коснуться. — Ты меня не видишь?..
— Паш, не смешно… Хватит шутить. Выходи. Я слышала твои шаги.
— Я здесь.
Он касается плеча Лины, пытаясь привлечь внимание, однако она не реагирует, будто и не чувствует вовсе этого прикосновения.
— Паш?..
Лина обводит взглядом комнату, в упор не видя его, а когда Павел закрывает ящик стола, вздрагивает, испуганно оборачиваясь.
«Не видит, — Павлу всё-таки приходится признать страшную правду. — Она меня не видит».
— Паш… Мне страшно… Если ты так пугаешь, то я напугалась. Слышишь?.. Прекращай.
Отступив на шаг, Павел обращается внутрь себя, ища причину происходящего и внезапно действительно находя. Ниточка, что связывала их всё это время, ослабла, истончилась, будто перетерлась и вот-вот порвётся.
Холодные мурашки бегут по его спине вверх, колкой болью концентрируясь где-то в затылке. Лина всё так же смотрит мимо него, а на коже руки, когда она убирает прядку за ухо и рукав пижамы задирается, Павел с ужасом обнаруживает пурпурно-бордовый нитяной браслет, что словно вырастает из-под кожи или наоборот… врастает в неё.
Ещё вчера вечером этой гадости на Лине не было или была, но такая, что он её не заметил.
Ещё вчера всё было нормально…
Глава 8
Она его не видит и не чувствует, только слышит иногда, да и то лишь шаги. Однако, Павел всё равно находит способ связаться.
«Всё будет хорошо» — выводит он обещание чернилами по сероватому бумажному квадратику и оставляет записку на столе.
Лина несмело улыбается, читая, а когда отстраняется, он дописывает:
«Останься сегодня дома, отдохни».
— Хорошо.
Он мягко сжимает пальцы на её плече в попытке приободрить и Лина на мгновение прикрывает глаза, а улыбка её становится шире. Будто она чувствует это прикосновение. Однако Павел знает — это иллюзиям.
«И выкини эти розы, от их запаха голова болит» — черкает он на новом листке, привлекая внимание к сообщению тихим постукиванием по столу.
— Какой запах, Паш? — удивляется Лина, оборачиваясь точно в его сторону и даже смотря в правильном направлении. — Они почти не пахнут. Чтобы почувствовать нужно нос прямо в бутоны сунуть…
Павел хмурится, переваривая услышанное, а потом снова тянется за ручкой, переворачивая листок и черкая:
«Выкинь. Или заверни в пакет и я сам их вынесу».