Влюблённый домовой
Шрифт:
«И никому от этого легче не будет» — мысленно заканчивает за неё Павел и, накрыв замок из рук ладонью, слегка сжимает пальцы.
— Я всё понимаю, поэтому и не сержусь. Не переживай и иди спокойно. Так будешь чай?
Лина расслабляется, судорожно выдыхая, и кивает, возя лбом меж его лопаток.
— Тогда отпусти, иначе я ничего не смогу сделать.
Павел шутливо хлопает ладонью по замку из рук и те, дрогнув, размыкаются.
На мгновение ему становится холодно.
* * *
Павлу нечем заняться. С ним такое впервые за последние несколько
Рядом стоит кружка с чаем, уже вторая после ухода Лины, а вокруг пустая, будто бы и не жилая комната, хотя они тут провели больше суток. Даже собранная и поставленная у двери спортивная сумка не меняет ощущения. Пусто, серо, уныло.
«Да что с тобой такое сегодня?»
Павел морщится, качая головой, а потом снова обводит комнату взглядом.
Заправленная постель, закрытый и пустой шкаф. Игрушка вернулась к хозяйке, их вещи готовы в дорогу, а больше там ничего и не было. Он тоже готов. Всего-то и осталось, что дождаться Лину, того как она соберётся в дорогу, и взобраться на плечи, снова притворившись воротником. Только вот Лина…
Будь он котом, дёрнул бы ухом, а так просто чуть поворачивает голову, обращаясь в слух.
Звук знакомых шагов приближается, становясь всё громче и уже отчётливо выделяясь среди других звуков.
Одним глотком допив оставшийся в кружке остывший чай, Павел не спеша моет её, ставя на стол уже чистой, и замирает.
Вместе с шагами Лины громче становятся и ещё одни, будто на их этаж она поднимается с кем-то. Только вот никто из них не говорит, и определить второго человека не удаётся ровно до тех пор, пока они не останавливаются около двери.
На мгновение прикрыв глаза, Павел возвращается в форму кота и всё-таки дёргает ухом, заслышав голоса. Лины и… Льва. Того самого, которого ей навязала мать.
— Приятно было снова встретиться. Спасибо за ужин и за то, что проводил. Мне нужно собираться…
— На восьмичасовой?
Лина замолкает, будто задумываясь. Или не желая отвечать, потому что Павел уверен, всё она помнит. Время отправления они смотрели незадолго до ужина, так что она просто не могла забыть.
«Восьмичасовой» — подтверждает он мысленно и Лина будто соглашается коротким:
— Да.
— Похоже, мы едем на одной и той же электричке. Не будешь против, если мы скрасим друг другу не только вечер, но и дорогу? Не люблю путешествовать в одиночестве…
— Хорошо, — соглашается Лина и Павел непроизвольно дёргает хвостом.
— Тогда я зайду за тобой.
* * *
— Уф! — тихо выдыхает Лина, стоит только за её спиной закрыться двери. — Нет, — шепчет она, когда шаги отдаляются достаточно далеко. — Он, конечно, не плохой и всё такое, но… Общительный…
Отлипнув от двери и сделав несколько шагов, она падает спиной на кровать, приминая идеально расправленное покрывало и прикрывая глаза.
— Паш, иди сюда.
Павел смотрит, как Лина мягко похлопывает ладонью по скрытому под джемпером животу и, с тихим вздохом, прыгает на кровать.
— Ну? Снова переживаешь, что раздавишь?
—
— Да знаю я, не ворчи.
Тонкие пальцы зарываются в шерсть, поглаживая загривок и иногда почёсывая меж лопаток, а Павел прикрывает глаза. В таком положении он всем своим телом чувствует дыхание Лины, то, как двигается её грудная клетка при вдохе или выдохе и как бьётся запертое внутри сердце, отдаваясь пульсацией где-то в его собственной груди.
* * *
Что полная, что частичная невидимость не мешает Павлу и не требует дополнительных сил, просто порой приносит некоторые неудобства и… Напрягает. Слишком уж он привык быть видимым, пусть даже и в форме кота.
И видимо забылся, иначе как объяснить поселившуюся внутри досаду.
«Ты забыл, что всего лишь домовой, а домовым положено сидеть дома, следить за порядком и быть незаметными. И последнее в первую очередь» — напоминает он себе сидя на багажной полке под самым потолком, рядом с заброшенной туда же спортивной сумкой. И чемоданом. У Льва оказывается небольшой, плотный чемодан на колёсиках, что тоже вполне спокойно умещается на полке.
В электричке, что везёт их домой, не так уж и много людей, однако Лев выбрал место рядом с Линой, а сидеть напротив… Павел решил, что лучше будет здесь, наверху.
«Высоко сижу, далеко гляжу, всё вижу» — вспоминает он слова из старой сказки и усмехается, чуть обнажая кончики клычков и топорща усы.
Выглядывая с полки, он видит только макушки: одну рыженькую и одну каштановую, что чуть склоняется вбок, ближе к Лине, будто бы в желании шепнуть что-то на ухо.
«Тут не шумно, говори так свои секреты» — мысленно ворчит Павел.
Кончик хвоста дёргается помимо его воли, а потом и весь хвост идёт из стороны в сторону, задевая стену и глухо стуча по полке. Лина на этот звук даже не дёргается. Павел замечает только, как она напряженно замирает, видимо в попытке не поддаться любопытству. А вот Лев…
Павел сталкивается с задумчивым взглядом тёмных, почти чёрных глаз и замирает на своей полке. Даже хвост останавливается, лишь кончик его нет-нет да подёргивается. Слишком уж внимательней взгляд у этих глаз.
У Павла по загривку ползёт морозец, отчего шерсть почти встаёт дыбом. Снова ему кажется, что этот Лев его видит. Или чувствует присутствие.
«Бред. Он обычный человек, как он может меня видеть?»
Усмехнувшись, Лев отворачивается, а Павел невольно показывает клыки уже полностью. Готовое вырваться кошачье шипение щекочет горло, но, в конце концов, его удаётся проглотить.
«Он всего лишь человек. Он не может меня видеть».
Павел наклоняет голову чуть на бок, вновь рассматривая каштановую макушку и другие видимые ему части Льва, но уже внимательней. На первый взгляд ничего в нём не выдаёт кого-то большего, чем обычный человек. Да и на второй.