Влюбленный халиф
Шрифт:
Нур-ад-Дин удрученно склонил голову. Сейчас его паника казалась ему еще более нелепой. Но, увы, объяснения ей он все так же найти не мог. И предстояло еще объясниться с уважаемой Мариам… И, конечно, извиниться перед ней.
Причем, извиниться не единожды. Ибо платье ее было мокрым от ворота до подола — он, Нур-ад-Дин, не пожалел воды для спасения уважаемой ханым; кроме того, он, неуклюжий глупец, поставил под сомнение честь Мариам как хозяйки, что было — о, с этим не может не согласиться любой опытный мужчина! — провинностью куда более тяжкой, чем даже
Почтенный купец склонил голову, прикидывая, с чего начать разговор. Мариам, уперев руки в бока, сверлила его насмешливым взглядом.
— Аллах всесильный и всемилостивый! — воскликнула почтенная вдова. — Ну какой ты неловкий, Нур-ад-Дин! Вбежал, облил меня водой, оставил открытой калитку… А если бы какой-нибудь лихой человек воспользовался этим?
— Я бы защитил тебя, несравненная! — пробормотал Нур-ад-Дин. Что-то в голосе Мариам подсказало ему, что она не очень сердится на своего нежданного спасителя.
— О, не сомневаюсь. Должно быть, еще более рьяно, чем от пожара. Надеюсь, что жива бы я все-таки осталась. Но и только… Хотя и за это стоило бы благодарить Аллаха всесильного и всемилостивого.
— Ты меня делаешь истинным чудовищем, незабвенная, — робко заметил Нур-ад-Дин, поднимая голову. Он увидел, что Мариам не сердится, что в ееглазах больше смеха, чем гнева, и потому чуть осмелел. — Разве мог бы я поднять руку на столь прекрасную женщину?
— О, если бы считал, что этим сможешь защитить ее… Ведь смог же ты едва не утопить меня, защищая от несуществующего пожара!
— Прости меня, добрейшая из женщин. Я столь сильно за тебя перепугался, что почти не помнил себя.
Мариам вздохнула и нежно посмотрела на своего спасителя.
— Я вовсе не сержусь на тебя, добрый мой Нур-ад-Дин. Более того, я даже благодарна тебе. Ибо ты, сам того не желая, вернул меня на землю из прекрасных грез. Кто знает, что стало бы со мной, задержись я там на миг дольше!
Нур-ад-Дин просиял.
— О счастье! Ты не сердишься — и твой почтительный раб счастлив! Но… прости меня, прекраснейшая, быть может, это непозволительная вольность…
— Говори уж, — махнула рукой Мариам, — я и в самом деле не сержусь. Не рассержусь, должно быть, и на неумные слова…
Нур-ад-Дин поклонился. А потом, подняв голову, спросил:
— О, если это и в самом деле так, то не будешь ли столь гостеприимна, чтобы угостить меня такими прекрасными лепешками?
Мариам рассмеялась.
— О, мой добрый друг и всегда желанный гость! Я буду даже более гостеприимна: накормлю тебя разными вкусными вещами, а не только свежимилепешками. А если ты пришлешь ко мне завтра свою дочь, я расскажу ей, что и как следует готовить.
— Благодарю тебя, — качнул чалмой Нур-ад-Дин. — Но тогда,
Мариам рассмеялась и увлекла его в дом — там было и прохладнее, и уютнее.
— Но что же будет дальше, мой друг?
— Полагаю, уважаемый Алим, последуют новые чудеса. Например, почти взрослый сын почтенной ханым решит вымыть посуду…
— Нет, такого я представить себе не могу.
Да и как мог себе такое представить невидимый маг, чтобы мужчина и женщина в доме поменялись местами?! Чтобы юноша не упражнялся с мечами или с колдовским зельем, а опустился до черной женской работы? Воистину, если бы такое произошло наяву, то он, неспящий Алим, решил бы, что мир перевернулся и люди теперь будут ходить по небу.
Свиток двенадцатый
— Ну, так смотри же!
Мераб чувствовал себя настоящим волшебником — не дешевым ярмарочным шутом, нет, настоящим повелителем миров. Поистине, это было пьянящее, кружащее голову ощущение!
Он представил себе, как взрослый сын почтенной ханым, тоже именуемый Нур-ад-Дином, входит в дом после тяжкого дня, проведенного на шумном базаре…
Мать, и это было первое чудо, не ждала его прямо у калитки, прислушиваясь к шагам на улице. Более того, ее и вовсе не было во дворике. Зато на месте, где обычно стояла лаковая скамеечка, украшенная узором из цветущих маков, сейчас разлилась огромная лужа воды, а скамеечка, словно безумный кораблик, тихо покачивалась на ее поверхности…
«О Аллах всесильный, — пронеслось в голове Мераба, — почему именно кораблик? Должно быть, мысли о скором нашем отъезде все же не дают мне покоя. Однако что будет делать Нур-ад-Дин теперь, когда его мир неузнаваемо изменился?»
Удивило Нур-ад-Дина и то, что печка, обычно весело гудящая пламенем, сейчас тиха и холодна. Неужели матушка столь заболталась с приятельницами, что еще не вернулась домой? Но как же такое может быть?!
Словно подслушав эти недоуменные мысли сына, Мариам появилась прямо перед его носом. О нет, она не возникла ниоткуда, словно призрак. Просто юноша совсем забыл, что в доме есть подпол и что он глубок и хранит превеликое множество нужных хозяйке мелочей. Вот из этого люка и появилась уважаемая Мариам-ханым.
И тут Нур-ад-Дина ожидало второе чудо: его мать улыбалась. Более того, она сменила свое обычное темное строгое платье не более светлое и яркое, к тому же повязав узорчатую шаль необыкновенной красоты, которую его отец, уважаемый Абусамад, подарил жене незадолго до своей смерти.
— Мой мальчик, угомонись ненадолго. Не придумывай новые чудеса, пусть эти уважаемые люди разберутся с изменениями, что уже произошли в их жизни.
— Достойнейший маг, я ничего не выдумываю, более того, я всего лишь с интересом слежу за этими людьми. Ибо никому в целом мире не дано придумать то, что может происходить в жизни обычных людей… Ну, пусть не каждый день. Убедись сам.