Вмешательство извне

Свободный_человек

Это не укладывалось в сознании…

Но даже сейчас они продолжали атаковать вражеский корабль… Олицетворение самой чудовищной силы, что когда-либо встречалась Шао’ссорам на просторах вселенной…

И тогда они получили ментальный приказ Первого Советника покинуть корабль…

Горе, боль и разочарование жили в их сердце, когда автоматическая система спасения телепортировала их в уже готовую отделиться спасательную капсулу…

Толчок отсоединения и секунды полёта в полной тишине среди таких же как они, подавленных горем бойцов, готовых отдать жизни за Императора… И гнев, заполнивший сердце, когда одна за другой обе части флагмана взорвались, поглощённые ярчайшими вспышками термоядерной реакции…

А дальше

было почти неконтролируемое падение так как множество капсул и их аппарат в том числе были повреждены взрывной волной энергии… А многие были уничтожены, многие сгорели в атмосфере планеты, но многие сумели достигнуть ненавистного мира, жители которого оказались так неожиданно сильны, упорны и жестоки… Три капсулы упали здесь, в этом городе… А ещё несколько совершили посадку в скрытом режиме…

– Вот оно! – пророкотал глас Сознания Регентов. – То, за чем мы пришли! Пора…

Выход из чужого сознания нельзя было сравнить ни с чем… Хотя отдалённо этот процесс напоминал выход из состояния сна и всплытие с большой глубины одновременно. Мысли Регентов прояснялись… Казалось, что раньше на них с чудовищной силой давило нечто, но сейчас давление исчезло и можно было вздохнуть полной грудью… Тепло разливалось по телу, возвращая жизнь в затёкшие и онемевшие конечности…

– А-а-а-а-а!! – закричал Шэгон, переводя дыхание и глотая воздух, точно он и вправду очень долго был под водой. Возвращение «в себя» остальных Регентов прошло менее эффектно. – Ну и… чёрт возьми! – глубоко дыша выдохнул Мэтт, принимая свой человеческий облик. – Никогда больше не буду делать ничего подобного!

Он огляделся – это всё ещё был полуразрушенный музей искусств Хитерфилда, купающийся во тьме ночи. Площадь всё так же зыбилась и плыла, меняясь под действием неизвестного поля… А вокруг всё также стояли полицейские, настороженно и выжидающе смотревшие на очнувшуюся троицу. И лишь один ящер, лежавший ничком на полу не подавал признаков жизни.

– Чёрт! – тихо повторил Мэтт, глядя на мёртвого пленника. – Больше никогда, – твёрдо сказал он, проведя рукой по лицу.

– Что вам удалось узнать? – выдержав небольшую паузу и давая Регентам возможность прийти в себя, спросил комиссар Гордон.

– Можно сказать, что нам повезло, – поднимаясь, ответил Наполеон. Помог встать Мэтту. Хагглз встал сам. И вид у него был довольно грустный – в этой объективной реальности он не мог говорить.

– То есть?

– Это не вторжение, – отозвался Мэтт. – Они разбиты, – тяжело, точно толкнув очень тяжёлый камень, сказал он.

– Их армада разгромлена, – посмотрев на товарища, продолжил Наполеон.

– Что?!?!? – хор удивлённых голосов полицейских в этот момент был не хуже церковного хора.

– Флагман ящеров, – продолжил кот-оборотень, сочувствующе глянув на Мэтта, – тоже уничтожен. И сейчас по всей планете опускаются их спасательные капсулы…

– Но это… Хорошая новость, – сказал Гордон, но тут же осёкся, заметив перемену в настроении Мэтта.

– На этом флагмане… Там были стражницы! – выкрикнул он. Горе накрыло его подобно гигантской волне, смыло все барьеры. Сердце… болело. Нестерпимо. Казалось, что эта боль в одно мгновение выжгла его душу дотла, не оставив ничего. Крик вновь вырвался из его груди! Такой сильный, что юноша закашлялся. – Как?!? – кричал он. – Как это могло случиться, Вилл?! Я не хочу в это верить! Это не правда! Нет! – кричал он, а люди и Регенты, ошарашенные столь внезапной и бурной переменой в Мэтте, молчали. И сочувствовали. Никто не решался сказать или сделать что-либо, чтобы успокоить его. Потому, что успокоить его сейчас было невозможно…

– Мэтт, я…, – начал было Наполеон, но юноша прервал его:

– Молчи! Ты говорил, что они живы! Ты всегда говорил, что они выжили! И я верил тебе! Хотел верить, хотел, чтобы ты был прав! Но ты не был прав! И никакие слова теперь этого не изменят!

Их нет… Ты понимаешь это? Их… нет…, – последние слова были сказаны почти шёпотом, и Мэтт опустился на пол, словно его вдруг «выключили». – Их больше нет, – прошептал он, вытирая слёзы рукавом. – И виноваты в этом не ящеры, а мы, люди… наши корабли… Какой теперь во всём этом смысл? – он поднял взгляд и оглядел всех, кто были здесь, словно ища помощи и поддержки. Ведь каждый из присутствующих здесь был в таком же положении, что и он. Наверняка каждый потерял родных и близких. Но как, как они смогли так быстро с этим примириться? Как смогли принять? Мэтт не мог себе этого представить…

– Молодой человек, – сказал вдруг Гордон, подходя и садясь рядом с юношей. – Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Все мы понимаем. Потому, что чувствуем то же самое… Всем нам сейчас больно. Все мы кого-то потеряли… Но мир не станет лучше, если мы будем убиваться горем, корить себя за то, что не могли им помочь или делать еще что-то в этом роде… Я не хочу сказать, что мы должны забыть о тех, кто ушёл в мир иной. Нет. Мы всегда должны хранить память о них в наших сердцах. Но подумайте, мистер Олсен – разве наши родные и близкие, наши друзья хотели чтобы мы так горевали о них? Разве они бы хотели, чтобы мы страдали из-за того, что они ушли? Разве Вилл Вандом и её подруги хотели бы этого?

– Я… нет, – покачал головой Мэтт.

– Нет, – согласно кивнул комиссар. – Я тоже считаю, что они бы не хотели этого. Каждая из них боролась за благо этого мира, за тех, кто был дорог, за то, чтобы сделать мир лучше. За вас, мистер Олсен. За меня. За каждого человека здесь, на Земле и в других мирах. Только подумайте, сколь чисты были их души и сколь велики сердца, раз они были готовы отдать свои жизни ради всех нас. Я думаю, они хотели бы, чтобы этот мир стал лучше, чтобы всё было хорошо… Чтобы вы были счастливы, мистер Олсен. Чтобы вы не убивали себя горем, а продолжали дело стражниц и Регентов…

– Откуда вам знать? – горько спросил юноша. Но голос его уже не был так пронизан горем. Конечно, скорбь владела его сердцем, но теперь всё было не так, как ещё пару минут назад. Слова комиссара, казалось бы такие простые и даже слегка сумбурные, почему-то успокаивали юношу.

– Я общался с Вильгельминой Вандом, – ответил Гордон. – Недолго. Но этого хватило, чтобы понять – она человек с чистым сердцем и очень доброй душой. И друзья её – тоже.

– Вилл и девочки…, – задумчиво, будто говоря с самим собой, произнёс Мэтт. – Они… действительно такие… Ирма, вечно весёлая душа компании. Тарани – голос разума для остальных… Корнелия, такая спокойная и уверенная… Хай Лин… а ведь в душе она так и осталась маленькой девочкой, непосредственной и любопытной… И… Вилл, – произнеся последнее имя, Мэтт на мгновение замолчал. – Я никогда… не…, – он не мог говорить дальше.

– Я понимаю, – кивнул комиссар. – И мы их не забудем, – Гордон посмотрел на подчинённых. – Никто не забудет. А сейчас, Мэттью Олсен, несмотря на большое горе, что вы переживаете, постарайтесь взять себя в руки и ответить на один вопрос – вы готовы выступить вместе с нами против врагов, которых хотели остановить стражницы? Вы вместе с Регентами готовы идти против ящеров, чтобы завершить начатое вашими друзьями?

Мэтт вздрогнул – резкая смена тона комиссаром подействовала на юношу отрезвляюще. Апатия и безразличие, нахлынувшие на него, разбились вдребезги о волю Джима Гордона, желавшего во что бы то ни стало привести парня в чувство. Но больше всего Мэтта зацепили последние слова комиссара – ведь дело, начатое Вилл и вправду ещё не закончено! А она вместе с подругами отдала жизнь, чтобы остановить пришельцев! Эта жертва не должна быть напрасной! В память о ней и её подругах, в память о своей любви он должен сделать то, что хотела сделать Вилл – он остановит ящеров! И не успокоиться, пока хоть один из них будет ходить по земле!