Внимание: граница!
Шрифт:
Оспанов отъехал. Каждый из джигитов моей команды старался протиснутся ко мне, пожать в знак дружбы руку. Среди зрителей слышались одобрительные возгласы:
— Джахсы адам! Узун адам! [8]
— Первый раз большой русский начальник играет с нами!
— Джахсы джигит!
Вдруг кто-то сказал:
— Бесимбай идет.
Я посмотрел внимательно на подошедшего казаха. Выше среднего роста, худощавый, с круглым узкоглазым лицом, он приветливо улыбался. Никто, однако, не улыбнулся ему в ответ. Было заметно, что его не любят казахи. Как только Бесимбаев заговорил со мной, все отошли.
8
Хороший
— Мне поручил Омар Оспанов просить тебя на бешбармак, — сказал Бесимбаев. — Я покажу тебе дорогу. Тебя ждут.
В суконной юрте, убранной коврами и застеленной кошмой, уже собрались баи. Пока варился бешбармак, разговаривали о том о сем, о погоде, о пастбищах, о лошадях. Мне, — как почетному гостю, преподнесли баранью голову и лучший кусок мяса — килограмма на полтора. Ели, отрезая мясо острыми ножами и обмакивая его в соленый наваристый бульон с приправами — тузлук. Во время еды никакие разговоры не велись. Только после того, как покончили с едой, сполоснули в казане руки и вытерли их о голову, Оспанов обратился ко мне с просьбой рассказать, как будут жить казахи в колхозах.
Мы закурили, и я сказал:
— Вы баи, а я советский солдат. Может быть, вам не все понравится. Но будем откровенны.
— Будем! — кивнул Оспанов и сделал знак батраку и женам, чтобы они вышли из юрты.
— Хотите вы или нет, — продолжал я, — а будет так, как сказал Ленин: мир — народам, земля — крестьянам, заводы и фабрики — рабочим.
Баи зашептались, а Оспанов возразил:
— Ленин большой человек, это мы знаем. Но посуди сам, начальник: я ходил баран, ходил коней, корова, верблюд, а Советская власть говорит: давай мне баран, давай коней, корова. А куда моя пойдет?
— Как куда? Будешь трудиться, как и все казахи твоего рода. Давай разберем: баранов, коров, лошадей, верблюдов не ты, бай, ходишь, а твои батраки. Все баи живут за счет труда батраков. Батрак непременно пойдет в колхоз и станет большим государственным человеком. И каждый, кто будет честно трудиться, будет уважаем Советской властью. У русских есть такая пословица: «Тяжко тому жить, кто от работы бежит».
Нахмурившись, Оспанов сказал резко:
— У нас тоже есть пословица: «Один дурак камень в воду бросает, а десять умников его не вытащат». Большое тебе спасибо, мы все поняли: батрак весь баран, корова, лошадь берет, а меня со двора камча гонит, так это?
— Смотри, Оспанов, гнев плохой советчик. Надо смотреть дальше, вперед, а не так, как рассерженное сердце велит.
На том и кончился наш разговор. И вот ведь какое дело. Как будто ни одного батрака в юрте не было, а на другой день всюду только и говорили о моей встрече с Оспановым.
Вечером мы давали концерт: плясали казачка, барыню, пели русские и казахские песни, разыгрывали пантомиму о глупом богаче и умном батраке.
Ночью после концерта, когда я уже собирался лечь спать, кто-то осторожно постучал в окно. Я вышел во двор и увидел молодого казаха.
— Джелдас-начальник, — сказал он, — я видел двух пограничников, которые вели двух людей. Они останавливались в селе недалеко от магазина, а потом поехали дорогой к урочищу Кимпер-Булак. А вслед за ними поехал Бесимбаев. Он что-нибудь должен о них знать. Но прошу только не говорить, кто это сказал, а то меня баи убьют.
— Не волнуйся, о нашем разговоре никто не узнает.
На другой день я поехал в аул, проводил там беседу, расспрашивал о пограничниках. Бесимбаев был на этой беседе, слушал меня очень внимательно, а потом я, улучив момент, спросил его, не видел ли он пограничников с китайскими солдатами. Но он ответил, что ничего не знает, ничего не видел. В тот же день я проехал на границу к начальнику китайского погранпоста и спросил его,
Итак, арестованные не были китайскими пограничниками. Кто же они такие?
Возвратившись к себе, я обнаружил на окне анонимное письмо, написанное по-русски: «Много на себя берешь, начальник. Везде выступаешь, как иерехонская труба. Если не поутихнешь и будешь много спрашивать и совать свой нос, куда не следует, пропадешь долой со света, как те два пограничника, и тебя так же не найдут, как их не нашли. Лучше убирайся на свою заставу, а то потом будет поздно».
Меня заинтересовало это упоминание о пограничниках, не просто пропавших, а пропавших «долой со света». Значит, они все-таки погибли? Но как? Или меня просто запугивают и запутывают. Но зачем? И кому это нужно? Во всяком случае неплохо было уже то, что я кому-то мешал именно здесь. Значит, здесь и нужно продолжать поиски.
Дня через два после того, как я вернулся с китайского погранпоста, ко мне пришел пастух и сказал, что видел в горах раскрытую ветром могилу — в ней лежит красноармеец. С председателем сельсовета, с двумя понятыми и с пограничниками мы тотчас выехали к указанному месту.
Я не эксперт, но вся эта разбросанная могила показалась мне чрезвычайно странной. Место ее на скале было почти со всех сторон укрыто от ветра — не мог ветер так обнажить труп!
Труп лежал на боку. Одежда уже потеряла цвет и частично истлела, но отчетливо выделялись треугольники младшего сержанта на воротнике, черты лица тоже сохранились — пограничники узнали Волкова. В кармане у него нашли письмо из дому и комсомольский билет. Волков был убит почти в упор из ружья.
Итак, Волкова убили. Но кто? Почему? И где Абдулин?
Мы обыскали все вокруг, прочесав местность в радиусе двух километров, но Абдулина не нашли — ни мертвого, ни живого.
На другой день Волкова похоронили с воинскими почестями, и я выехал в аул, где неподалеку была найдена могила. В ауле жили Бесимбаев, Омар Оспанов. Здесь, сдавалось мне, должен я искать следы загадочного происшествия. И не ошибся.
Одного за другим — в степи, в юрте, на дороге — расспрашивал я казахов. Теперь меня уже знали в этих местах и относились совсем по-другому. Мне говорили то, чего не сказали бы раньше. Один сказал, что видел пограничников вместе с арестованными в ауле. «Ага, — подумал я, — значит, до этого аула они все-таки доехали!»
Другой сказал, что пограничников угощали бешбармаком в юрте Омара Оспанова. «Так вот куда вели следы!»
И, наконец, один пастух, с которым разговорились мы на пастбище, сказал мне:
— Слышал я, начальник, что русского пограничника велел расстрелять Оспанов. Но сам я там не был и не знаю, правда это или нет.
— А второго пограничника тоже расстреляли?
— О втором не слышал.
Все эти сведения нуждались в подтверждениях, а их пока не было.
В ауле еще несколько человек сказали, что в тот роковой день у Омара Оспанова был устроен бешбармак, на который собралось много баев и батраков. Мне удалось узнать, какие именно батраки и баи присутствовали в тот день на бешбармаке у Омара Оспанова. Знал я уже многое. Но вот куда девались Абдулин и двое арестованных, никто не знал, никто не слышал. Все, с кем приходилось мне неофициально беседовать, сходились на одном: если кто и знает все от начала до конца, так это Бесимбаев, правая рука Оспанова.