Внуки

Бредель Вилли

— Видишь ли… Дело в том… Вот я сдам экзамены… И я не хочу ехать в Москву…

— Не хочешь? — с удивлением спросила Кат. — Почему же?

— Ты разумеешь университет, мама?

— Да, конечно…

— И я тоже. Но сейчас я не хочу поступать в университет. Только после окончания войны. Фашисты напали на Советский Союз, а я сижу и учусь — нет! Пойду добровольцем в Красную Армию, мама… Да и как может быть иначе?

Кат долго не могла вымолвить ни слова. Такая мысль и в голову ей не приходила.

— А примут тебя, Виктор?

— Сначала скажи, согласна

ли ты.

— Мальчик, как же я могу быть против?

— Тогда, мама, все в порядке. Меня примут. Я уже справлялся. Могу явиться сейчас же после экзаменов!

Тревога, отчаянный страх поднялись в душе Кат. Ей стало дурно. Но, собравшись с силами, она встала, подошла к Виктору и, обняв его, сказала:

— Пора спать, сынок! Новый год…

Кат хотела сказать, что новый год начинается для нее плохо. Но вместо этого выговорила:

— …надеюсь, принесет нам мир.

Виктор был рад, что все сошло так легко и просто. Он знал, что мать не запретит ему идти в Красную Армию, он боялся лишь слез, жалоб. Ну, теперь он спокоен, все в порядке.

III

Казалось, вся бесконечная снежная пустыня встала на дыбы, чтобы броситься на одинокий автомобиль и проглотить его, — так неистово кружились подгоняемые бурей белые хлопья. С Волги на степь налетел буран, страшная степная метель. Вальтер, не колеблясь, уехал из Ильевки, ему очень хвалили Ивана Богдановича как надежного водителя. Однако даже этот мастер своего дела вынужден был оставить всякие попытки спастись от преследований взбунтовавшейся снежной стихии.

Сбившись с дороги, они застряли где-то посреди степи, в десяти — пятнадцати километрах от ближайшей деревни. Несмотря на цепи, машина не двигалась с места. Вокруг выла метель. Жестокая стужа пробиралась в машину через все щели.

— Застряли, — сказал Иван Богданович, — просидим, пожалуй, несколько дней.

— Несколько дней? Не можем же мы сидеть здесь сложа руки, Иван Богданович. Мы замерзнем или умрем от голода.

Иван Богданович уселся поглубже на своем сиденье и пожал плечами.

— Что ж теперь делать? Надо ждать. Сколько у нас осталось хлеба? Почти непочатая буханка? Очень хорошо. А еще что? Немного сала? Чего лучше! Да еще и печенье? Ну, с голоду не помрем. А если вам холодно, возьмите мое одеяло.

Вальтер, кряхтя, покорился необходимости и как можно плотнее запахнул на себе полушубок. Невесело! Нет, совсем невесело! Его повергла в ужас мысль, что им придется проторчать в этой белой пустыне несколько дней и ночей.

Иван Богданович спокойно и ловко свернул папиросу — пальцы его не утратили своей подвижности — и спросил Вальтера, не хочет ли он покурить. Тот угрюмо отказался, проклиная вьюгу, а кстати и Осипа Петровича, который собирался выехать только через день-два… «Почему ему непременно понадобилось присутствовать на конференции политруков? — думал Вальтер. — Как он мог отпустить меня одного?!»

Но, поразмыслив, Вальтер решил, что если сегодня он не прибудет в штаб полка, его начнут

разыскивать. Впрочем, с уверенностью рассчитывать на это не приходится. Подумают, что в последнюю минуту его направили в другое место или же он остался при какой-нибудь войсковой части.

Отчаиваться все-таки нельзя. Чего только не терпели бойцы и командиры на фронте изо дня в день, иногда целыми неделями, даже месяцами подряд! И в снег, и в мороз, и в непогоду. Тем не менее они разгромили танковую армию Манштейна. Какая победа! Вальтер видел, как советские танки наступали на неприятеля. Из башен выглядывали юные, свежие, спокойные лица — словно танкисты шли не на врага, а на парад, на Красную площадь. Что за люди! Как они просты, естественны! Одинаково спокойны и ко всему готовы при удаче и неудаче. А он досадует, что его застигла метель и придется, может быть, каких-нибудь день-два пробыть в степи.

Через час Вальтер уже сидел в санях и наперекор бурану и бездорожью ехал по степи на фронт.

На них наткнулась пробиравшаяся сквозь снежные сугробы пехотная часть. Машину вытащить из снега не удалось, решено было прислать кого-нибудь на подмогу Ивану Богдановичу. Вальтеру предложили пересесть в сани.

— Почему в сани? Я отлично могу шагать с солдатами, — запротестовал он.

В облаке снежных хлопьев показался сидящий на лошади командир и приказал:

— Скорее! Скорее! В сани! — Он низко нагнулся и слегка похлопал по медвежьей полсти, прикрывавшей розвальни.

Вальтер, проваливаясь в глубокий снег, направился к саням. Буран кружил в воздухе снежные вихри. Вальтер живо забрался под спасительный мех. В санях было много пакетов, узлов, оружия. Он ощупью искал место, где бы лечь, и вдруг в испуге отпрянул — его рука коснулась человека.

— О-ох! Извините!

— Да пожалуйста! Устраивайтесь поудобнее.

Вальтер от смущения не смел шевельнуться. Ему ответила женщина! В этой снежной пустыне, в буран, по дороге на передний край — женщина!

— Извините… но… вы тоже… военная?

— Да.

Он услышал подавленный смешок. Видно, женщину развеселил его ломаный русский язык, смешно звучавший для русского уха.

— Я немец, — сказал он в свое оправдание. — Немецкий антифашист! Направлен сюда с особым заданием.

— Очень приятно, товарищ. — Это прозвучало уже серьезно.

— Нас застала вьюга. Машина застряла. И вот…

— Мы можем разговаривать и по-немецки, — прервала его женщина. — Надо думать, это будет вам приятнее?

Удивленный и обрадованный, Вальтер сразу почувствовал себя непринужденно.

— Вы говорите по-немецки? Чудесно!

Теперь знакомство завязалось быстро, хотя они не видели друг друга. Вальтер узнал, что его спутницу, московского врача, зовут Нина Борисовна Смирнова. На Вальтера посыпался град вопросов. Когда он был в Москве? Всего несколько недель назад? Так пусть расскажет ей все. Были воздушные налеты? Правда ли, что вечерами Москва опять освещается? А что есть в магазинах? Театры открыты? И Художественный? Бывал ли он в театрах? Что смотрел?