Внуки

Бредель Вилли

Второй день был еще более кровавым, чем первый. Шесть раз фашисты как одержимые бросались на штурм высоты. Они были в бешенстве: несмотря на артиллерийский обстрел и налеты авиации, республиканские части на Мюлетоне не капитулировали и не оставили высоты. Шесть раз ураганный огонь обрушивался на Мюлетон и ближайшие высоты.

Шесть раз черные птицы, вскормленные в заводских цехах Юнкерса, сбрасывали бомбы на Мюлетон.

Шесть раз поливали они свинцовым дождем залегших среди камней беззащитных каталонских карабинеров и солдат Интернациональной бригады.

Шесть

раз атакующие были уже на расстоянии двадцати метров от гребня высоты, и шесть раз их отгоняли. Сотни солдат фаланги и африканских ударных отрядов лежали мертвыми или умирающими на снегу горного склона Мюлетона.

Отто направил Вальтера в третью роту. Сам Вальтер просил его об этом. Каждый человек был на счету. Вальтер не хотел сидеть сложа руки; он хотел сражаться.

Третья рота заняла плато над лощиной, наискосок от Мюлетона. Приказано было не дать танкам прорваться через лощину. Поэтому здесь расположились стрелки с противотанковыми ружьями. Вальтера прикрепили к расчету станкового пулемета. Пулеметчик Эмиль Клазен, горняк из Гельзенкирхена, был пожилой молчаливый человек. Пулеметчиком он стал еще в первую мировую войну. Он просидел два с половиной года в концлагере за принадлежность к Союзу красных фронтовиков. Все это время он жаждал одного — хотя бы две с половиной недели сражаться против фашистов с оружием в руках, лучше всего лежа за пулеметом. И вот он уже более года дерется с ними и каждый новый день борьбы, пережитый им, считает подаренным. Тот, кто знал Эмиля Клазена, не сомневался, что ни при каких обстоятельствах, пусть небо на землю легло бы, он без приказа свой пулемет не оставит. На случай рукопашного боя Клазен во всех карманах носил ручные гранаты.

Поэтому Вальтер удивился, когда Клазен сказал:

— У меня эта бойня вот где сидит! Скорей бы она кончилась…

Артур ответил:

— Вот как? Ты бы хотел кончить? Этого хотели бы и фашисты: покончить с нами.

— Убивать — скверное ремесло, — сказал Клазен и мрачно уставился в пространство.

Артур Ризинг, второй пулеметчик, двадцати пяти лет, член Союза социалистической молодежи, был родом из Касселя. Он подмигнул Вальтеру и тихо сказал ему:

— Это иногда находит на него. Ничего, пройдет.

— Понятно, он войной по горло сыт.

— А кто же не сыт? — возразил Артур. — Но это не значит, что мы отступим перед фашистскими палачами.

— А Клазен?

— Он-то? Никогда!

Артур Ризинг болтал с Вальтером в коротких промежутках между атаками. Вдруг он сказал:

— Знаешь ли, что нужно солдату? На одну треть — военные знания. Больше ему и не требуется. Еще на одну треть — здравого смысла. Впрочем, немного больше тоже не повредит. И на последнюю треть — счастья. Соедини эти три условия в одном лице — и будет идеальный солдат.

— Немного больше счастья тоже не повредит, — улыбаясь, ответил Вальтер.

— Счастье — не дело случая, — с полной серьезностью ответил Артур. — Счастье — это, как сказал Наполеон, свойство.

— Что ты разумеешь под «свойством»?

—

Нечто такое, чего нельзя нажить, чему нельзя научиться. Оно дано или не дано человеку.

— Другими словами — судьба?

— Если хочешь!

— Но тот же Наполеон сказал: «Политика — это судьба»! Другими словами — наше счастье или несчастье!

— Правильно!

— Но политика есть нечто такое, что мы делаем своими руками. Значит, мы и судьбу свою можем ковать.

— Ясно же, боже мой. Этим мы и занимаемся!

— Atencion!.. Aviacion!.. A-vi-a-ci-on!

Седьмой в этот день воздушный налет.

Все еще ни одного зенитного орудия поблизости. Воздушные пираты безнаказанно спускались и обстреливали обледенелую высоту, где не было ни намека на прикрытие.

— Уж одного-то я собью! — пробормотал Эмиль и поставил свой пулемет наискосок, навстречу налетавшим бомбардировщикам.

Вальтер, бросившись ничком на землю, прижался к обледенелой скале и сбоку наблюдал за самолетами. Их было восемь. Еще прежде чем они достигли горной цепи, упали первые бомбы. Вальтер видел, как они падали. Он отвернулся и приник лицом к скале.

Бомбы свистели, шипели, рвались и снова рвались. Вальтер чувствовал, как дрожит камень, на котором он распластался, как приливает к голове кровь, как биение сердца отдается в горле, в руках, в мозгу. А взрывы, вой, грохот не умолкали ни на минуту. Над Вальтером вырос столб дыма.

Вдруг возле него раздался лай пулемета. Вальтер выглянул из-под одеяла, которым накрылся с головой, и узнал Эмиля. Он лежал у пулемета с перекошенным от напряжения лицом и стрелял. В то же мгновение Вальтер увидел совсем близко от себя черный бомбардировщик, огромное чудовище.

Так-так-так-так-так…

Бомбардировщик ушел. За ним, накренившись на бреющем полете, несся второй.

Эмиль стрелял.

Он что-то крикнул.

Вальтер взглянул и увидел, как прямо перед ним в пропасть скатилось чье-то тело.

Боже мой! Неужели это Эмиль?

Вальтер взревел:

— Эмиль!.. Эмиль!..

Но Эмиля Клазена нигде не было.

— Артур! Артур!

Вальтер приподнялся и глазами стал искать Эмиля, Артура, но увидел фашистов, врассыпную ползущих вверх по горному склону.

— Артур!.. Артур!..

Он подался вперед и взглянул вниз. Фашисты все ползли. Вот затрещал пулемет… Нет, это не пулемет Эмиля. Тот стоит на скале, повернутый стволом к небу. Вальтер подполз к пулемету и, протащив его немного по гладкой скале, повернул ствол против атакующих.

Но раньше чем открыть стрельбу, он еще бросил взгляд на склон, по которому на четвереньках карабкались вверх фашисты.

Мгновение он колебался.

Вальтер ясно различал лица под стальными шлемами. Человеческие лица. Человеческие?.. Как сказал Макс? Злые твари! Вроде Пихтера… Отборные палачи рабочих… Макс!.. Макс!..

Он обеими руками схватился за рукоятку пулемета, направил ствол на эти все ближе наплывавшие лица и нажал на гашетку, выкрикивая:

— Макс!.. Макс!.. Макс!..