Во имя славы. Книга первая
Шрифт:
– Бегут от нас, сверкая пятками! – Ратмир решил перетянуть внимание на себя, за что Збигнев бывал ему очень благодарен.
– Ничего, нагоним, – уверенно заявил Рорик. – Ну, где мёд и мясо для спасителей?! Раз уж крови не ответили, так хоть животы набьём!
?-?----??----?-?
Привечать гостей, – на этот раз очень желанных, – могло не так много людей. Раненые, уставшие стариградцы валились с ног; Ясон вновь трудился в поте лица, привлекал всех более или менее мыслящих в лекарском ремесле; только переждавшие битву в тереме женщины и дети и возвращавшиеся понемногу
Дражко лежал в отведённой ему комнате. От раны лихорадило, но Ясон обещал, что недуг скоро пройдёт. Из окна доносилась суета голосов, в помещение пробирался свежий ветер. На краю кровати тихо сидела Ингигерд.
Девушка перебирала в руках камешки со свежевыцарапанными рунами и не заметила, как Дражко проснулся после короткого беспокойного сна. Она сложила ладони вместе, прошептала в них какие-то тайные слова и бросила на колени. А затем долго разгадывала, что же значит ответ богов.
Не хотелось мешать. В тишине царило умиротворение, на душе полегчало. Если бы не рана, он бы улыбнулся.
Здесь и сейчас не было ни саксов, ни данов; за спиной не стоит дружина, не тянет груз ответственности. Нет жажды славы, гонящей его в неизведанные дали, прочь из родного дома. Мгновение безмятежного уюта едва не погрузило в сон вновь, но дверь вдруг распахнулась, Ингигерд вскочила, раскидав по полу руны, вскрикнула.
– Дражко!
Голос отца громом разогнал дремоту, Дражко подскочил на локти, не желая предстать перед ним болезным и слабым. В ногах запуталась Инги, ещё сильнее прижавшись к нему, когда над головой Буревоя показалось лицо Ратмира.
Говорить было больно, так что Дражко молчал. Молчал, когда отец крепко обнял дорогого сына; молчал, когда старший брат съязвил по-доброму и когда отметил смелость и смекалку.
Молчал, когда от приветствий и похвалы перешли к упрёкам.
Припомнили всё. И самовольный грабёж, из-за которого саксы явились к Стариграду, и безрассудные решения, лишь чудом не приведшие к смерти. Буревой красочно, не стесняясь в выражениях, описывал, как именно и чем именно отхлестал бы его, будь он поблизости. Досталось и Веремуду: «Уж на кого я надеялся! Этот ведь – не безусый мальчишка! Сединой оброс, я думал и умом тоже! Ан нет! Болван!
Половые доски скрипели от беспокойных шагов туда-сюда, воздух сотрясался от гулкого ворчания, с каждым слогом заставляя бедняжку Инги содрогаться – а вдруг о ней говорят?
Должно быть, весь терем, да ближайшая округа слышала, как отчитывают воеводу, словно малолетнего шкодника.
О чём, наконец, догадался сам Дражко.
Он вскочил, возмущённо уставился на отца, отчего тот прервался. Видно, тоже осознал ошибку, но затем просто махнул и развернулся к выходу.
В дверях остановился на пару секунд, чтобы сказать:
– На заре отправишься домой. – Дражко уж хотел было возразить, но после следующих слов не решился: – Погибших, кого получится, заберёте с собой.
Ратмир, не рискнувший прерывать отца, теперь попытался смягчить ситуацию.
– Ты на него не серчай, братишка. Видел бы, с каким лицом
Трувором звали волхва, живущего неподалёку от Ругарда, в древней священной роще. Когда он там появился, кто таков – никто почему-то не помнил. Но все знали, что нет человека, более близкого к богам, чем Трувор. Даже главный жрец Святовита* Годолюб ревностно следил за этим странным чужаком. Но пока тот не проявлял желания занять место в храме Арконы*, он делал вид, что того не существует.
(*Святовит – главное божество руян и, возможно, остальных балтийских славян. Бог войны и победы. Саксон Грамматик писал, что на *Аркону (торговый и религиозный центр руян), где находился храм этого бога, все славяне ежегодно прислали дары)
Ходила молва, что Трувор держит связь с богами более древними, чем Святовит или Перун, если то и вовсе были боги, а не кто-то или что-то свыше.
Упоминание волхва заставило еле заметно содрогнуться. Перед походом Дражко навещал священную рощу, и там состоялся долгий, странный разговор, не то напугавший, не то обнадёживший юного воина.
– Смотрю, девка тебе не наскучила? – Ратмир кивнул на Ингигерд. – И каково пахать данское поле, а?
Девушка, теперь уж точно поняв, что разговор идёт о ней, навострила уши. Славянская речь начинала принимать более-менее осмысленную форму, но всё ещё представлялась ей то сумбурной, шипящей, как ядовитая змея, которая не прячется в траве, а открыто бросается на добычу. То плавной, нежной, словно тёплая речная вода.
Не раз Ингигерд слушала, как поют женщины за работой. Смысла песен она не понимала, но хор голосов заменял собой музыку, перетекая от слов к извилистому потоку звуков спокойных и размещенных, буйных и задорных, печальных, вызывающих непомерную тоску.
Дражко не знал, что ответить на шутку, но это и не понадобилось. Ратмир быстро перешёл от обсуждения любовных похождений к рассказу о том, как корабли Буревоя добрались до Руяна.
– Когда море утихло, до самого горизонта никого не было. Гадал уж, сгинули или просто отбросило далеко. Но к вечеру показались паруса. – Ратмир встал у окна, вдыхая свежий воздух. Запах целебных трав и крови приелся Дракжо, и тот его не чувствовал, однако брат сразу ощутил буйство ароматов. – Готовились к битве – так, на всякий случай. Но затем разглядели медведя.
Соткать парус стоило немало труда и серебра. Выкрасить его мог себе позволить далеко не каждый даже из тех немногочисленных людей, кто вовсе был способен добыть ладью. А уж украсить его символом своего рода… Впрочем, далеко не у одного Буревоя хватало серебра для подобной прихоти, но предупреждать врага о собственном прибытии таким очевидным способом мало кто из них решался, предпочитая скрывать намерения до самого конца.
– Отец обрадовался, – продолжал Ратмир. – Поначалу. За тебя беспокоился, хотел искать дальше, но я предложил идти на Руян. Думал, наши все туда сами направятся.