Военкор
Шрифт:
В этот момент подъехали машины. Из первой бронированной «Тойоты» вышел министр обороны Сирии — Мустафа Тласс, в белоснежной форме с золотыми погонами и в солнцезащитных очках. Его сопровождали охранники и переводчик. За ним из ещё одной машины вышли главный военный советник генерал-полковник Яковлев, с которым я уже пересекался на базе в Эс-Сувейде.
— Точно он, — шепнули слева, реагируя на появление министра. — Видел по телевизору, как он ужинал с Хафезом Асадом.
Тласс был высоким, с седыми висками. Его золотые погоны блестели на солнце. Он шёл
Он подошёл к трибуне и заговорил на арабском через переводчика.
— Сегодня вы не просто солдаты. Вы — железный щит этой земли. Вам противостояли лучшие израильские войска, техника, авиация. Они били вас днём и ночью! Но вы выстояли…
Министр оглядел ряды. На мгновение остановился взглядом на мне.
— Я благодарю вас. Верховный главнокомандующий Аль-Асад благодарит. Народ Сирии в долгу перед вами. В час великих испытаний, когда империализм Запада открыл пасть и готовился нас перемолоть, мы вместе дали отпор.
Он говорил долго и воодушевлённо, со свойственной арабским военным страстью. Его фразы переводил худощавый капитан в выцветшей форме советского образца, явно из старшего состава переводчиков.
А потом началось то, ради чего мы, собственно, и собрались. К микрофону подошёл командир сирийской бригады.
— По приказу Верховного Главнокомандующего Сирийской Арабской Республики, за личное мужество, стойкость и героизм в боях с сионистской и западной агрессией в деле защиты Сирии и Ливана, наградить… — начал он, подняв лист.
Рядом с Тлассом стоял офицер с подносом, на которой лежали сирийские медали и ордена. Ещё один офицер подавал министру обороны награды.
Бойцы слышали свою фамилию, выходили из строя и получали ордена, которые лично вручал министр. Тласс прикреплял колодку на грудь и крепко пожимал руку, что в арабской армии значило немало.
Каждому он успевал сказать несколько слов и сделать какое-то пожелание.
Я уже чувствовал, что подхожу к очереди. Где-то внутри защемило, но не от гордости, а скорее от усталости.
— За храбрость и доблесть, проявленную в ходе боевых действий, наградить специального корреспондента газеты «Правда» Карелина Алексея Владимировича орденом «За Военные заслуги» третьего класса!
Я шагнул вперёд, всё ещё прихрамывая. Когда подошёл к Тлассу, он посмотрел на меня с гордостью и крепко пожал мне руку.
— Спасибо вам, Карелин. Ради Сирии вы до конца исполняли свой долг, — сказал он на арабском и начал прикреплять к левой стороне груди орден.
Это была бронзовая восьмиконечная звезда, лучи которой в виде пушечных дул прикрыты многолучевым сиянием из заострённых двугранных лучиков. В центре в венке из дубовых листьев пятиконечная звезда с штралами между лучей в виде пятиугольников, в центре полумесяц, вписанный в круг. На венке восседает расправивший крылья орёл.
Лента ордена муаровая, красного цвета с двумя белыми полосками по краям. Тласс вручил мне коробочку с сирийской медалью
— Мир вам!
Глава 25
Награждение через несколько минут завершилось. Мустафа Тлас быстро ещё раз всех поблагодарил и также быстро убыл. Каких-то громких речей не было. Взгляды стоящих со мной рядом солдат, прапорщиков и офицеров уже были направлены на открытую рампу Ил-76.
— Алексей, вы с нами? — подошёл ко мне один из бойцов, поздравив с наградой.
— Пока я ещё в госпитале, — ответил я, но тут же подумал о Казанове.
Виталий Иванович стоял рядом с машиной, на которой мы приехали, и… держал в руках мой рюкзак. Когда он успел его стащить с госпиталя, понятия не имею.
— А может быть, и с вами. Пойду у знакомого спрошу, есть ли места на «Илюше», — ответил я собеседнику и направился к Виталию Ивановичу.
Подойдя к машине, я протянул руку, чтобы забрать у Казанова свой рюкзак.
— Спасибо. Иванович, ты же волшебник, причём не в голубом вертолёте, а реальный? — спросил я.
— Я похож на того, кто верит или совершает чудеса? — улыбнулся Виталий.
— Мда, согласен. Не очень тебе идёт реноме хорошего человека. Однако, за время командировки здесь, я надеюсь, хоть на одну услугу с твоей стороны наработал.
— Допустим.
— Организуй мне вылет домой.
Казанов посмотрел по сторонам и посмеялся.
— Лети. Вон самолёт, — ответил Виталий.
Я обернулся, чтобы посмотреть на стоящий за спиной Ил-76. Он стоял на бетонке аэродрома Тифор, как огромный кит на суше — серый, массивный, с открытым грузовым люком. Все его элементы были открыты: рампа опущена, гермостворки и боковые створки открыты. Ещё и боковая дверь нараспашку.
— А что я в Союзе скажу про паспорт? Усы, лапы и хвост — вот вам мои документы?
Но Казанов продолжал улыбаться.
— Лети, Лёша. Вон самолёт, — повторил он, сел в машину и уехал.
Я решил убрать мой орден в рюкзак. Когда я его открыл, обнаружил в нём и мой служебный паспорт, и паспорт гражданина СССР. А ещё все плёнки, кассеты и фотоаппарат.
— Ну, почти волшебник, — ответил я и пошёл к самолёту.
Подойдя к «Илюше», я вновь рассмотрел этот большой лайнер с Т-образным хвостовым оперением.
Каждая консоль крыла оборудована мощной механизацией с предкрылками и закрылками. На концах консолей крыла расположены элероны, а перед закрылками интерцепторы. Насколько помню, именно они предназначены для гашения подъёмной силы крыла после касания колёсами взлётно-посадочной полосы.
На входе в грузовую кабину проверяли по списку всех, кто убывает домой. Удивительно, но в этом списке был и я.
— Карелин. Есть такой?
Меня пропустили на борт.
Поднялся по рампе, чувствуя под ногами лёгкое скольжение, и зашёл в грузовую кабину. Внутри уже сидели человек тридцать — советские солдаты, офицеры, инструкторы и несколько гражданских. У кого-то бинт на лбу, кто-то держал руку на перевязи, кто-то просто смотрел перед собой.