Военкор
Шрифт:
— Коля.
— Значит так, Коля. Команду на отход ты слышал. Уходи к вышке.
Парень попытался вначале возразить, но резко замолчал и согласно кивнул.
Вновь донёсся грохот миномёта, и началась стрельба. Я отчётливо видел, как к нам снова попёрли израильские штурмовики, собираясь дожать.
Я выпустил несколько очередей. Один солдат подошёл слишком близко и был убит ещё одной очередью.
Осталось два магазина. Противник приближается. Был уже совсем близко.
Я взглянул на лежащего рядом
Как-то уж быстро исчезает надежда.
Я прицелился, чтобы начать снова отстреливаться, но замер. Нарастающий со спины гул был всё ближе и ближе.
Повернулся назад. Секунда, и буквально над нашими головами, пронеслись две ракеты.
Полыхнуло за насыпью, разбрасывая израильскую пехоту. Ракеты ударили точно в БМП и танк. Башня танка взлетела и рухнула набок, гусеницы остановились. Место удара заволокло густой пылью.
На фоне рассветного неба, выполняя отворот и отстрел тепловых ловушек, показались два Су-25.
Откуда только эти самолёты взялись в Сирии, понятия не имею. Но я им безмерно рад.
— «Грачи» прилетели, — прошептал я, едва дыша.
Второй заход не заставил себя ждать. Вторая «сушка», идя чуть выше, дала залп. Я даже не сразу понял, куда он бил, но взрывы взметнулись чуть севернее. Судя по хаотичному радиообмену, задело штабную группу противника.
— Песок — всем! — прорезался в эфир голос Сопина, на удивление чёткий. — Авиация в воздухе! Наша колонна подходит с востока, связь восстановлена. Повторяю, колонна подходит. Работает авиация!
Я снова взглянул на сирийского бойца, у которого слезились глаза. Он лежал на спине и смотрел в небо.
— Мы ещё поживём, брат, — успокоил я молодого.
На краю поляны появился дым, но не чёрный, а серо-белый. Шла наша колонна. Выстрел из пушки БМП ударил по насыпи. Противник попытался перегруппироваться, но поздно. Из пыльного марева вынырнул силуэт танка. За ним шли БТР, грузовики, даже пара ремонтных тягачей.
Я увидел сирийских бойцов, судя по опознавательным нашивкам. Пехота двигалась под прикрытием двух БМП-1 и советского танка Т-72.
— Держитесь мужики! — крикнул один из подошедших бойцов. — Нам сказали, вы держали позицию…живые ещё есть?
— Нет, — прошептал я.
Сирийцы сразу заняли нашу бывшую линию. Один из офицеров в стальной каске французского образца и с сирийскими погонами под камуфляжем, подошёл ко мне.
— Карелин? — спросил он по-русски с акцентом. — Приказано вас эвакуировать. У нас вертолёты на подлёте.
Боль в боку разлилась чугунной тяжестью по всему телу. Глаза норовили закрыться. Только усилием воли я держался на ногах.
Из-за хребта раздался знакомый звук. В небе появился силуэт Ми-8. За ним ещё один. Оба снижались
— Погрузка! Быстро! Только раненые! — закричал бортовой техник из грузовой кабины, открыв сдвижную дверь.
Меня осторожно опустили на носилки. В руках я сжимал подсумок с фотоаппаратом и плёнкой. Сирийца, которого я вытащил из-под обстрела, тоже погрузили в Ми-8 и подключили к капельнице.
В вертолёте было жарко. Пол дрожал от вибрации из-за работающих лопастей.
Наконец-то Ми-8 поднялся в небо.
— Держись, через скоро будем в Тифоре. Там госпиталь… — говорил бортач как будто из-под толщи воды.
Остальное я уже не слышал — сознание стремительно меркло. Организм, мобилизовавший все свои силы, наконец выключился, когда прямая угроза миновала.
Дорогу на базу Тифор или по-другому Эт-Тияс, куда нас эвакуировали на вертолётах с остальными раненными, я помнил обрывчато, отдельными всполохами памяти…
Я очнулся уже на койке. Веки слипались, во рту пересохло. Я попытался приподняться, но в боку тут же резануло. Взгляд упал на рану, и я обнаружил почти стерильный бинт. Медикам удалось остановить кровотечение. В ране ощущалась тянущая боль, но не сравнимая с тем, как болело раньше.
В палату вошла медсестра. Русская, лет тридцать с копейками, в белой косынке, из-за которой выглядывали выгоревшие на солнце пряди. В глазах её читалась усталость вперемешку с твёрдой решимостью. В руке она держала папку, на груди висел фонендоскоп.
— Очнулись, товарищ Карелин, — улыбнулась она. — Вам проведена операция, как себя чувствуете?
— Что с ребятами… — спросил я осматриваясь.
В палате лежали помимо меня ещё четверо бойцов. Двое тихо беседовали между собой. Третий читал газету, а четвёртый спал.
— Сириец, которого вы вытащили, жив. Состояние тяжёлое.
Я попросил воды. Медсестра налила мне с графина воду и подала стакан. Я сделал несколько глотков, как в этот момент в палату вошёл сирийский мужчина в белом халате и сообщил новость.
— С полуночи по дамасскому времени объявлено временное прекращение огня.
— Надолго?
— Пока на сорок восемь часов для эвакуации раненых, сбора тел, обмена. Но скорее всего, чтобы перегруппироваться, — врач тяжело вздохнул.
Медсестра поправила моё одеяло и забрала стакан с остатками воды.
— Говорят, что оборону на участке восстановили. Сирийцы удержали направление, и колонна пробилась к аэродрому, — сообщил врач, осматривая одного из больных.
— Если вам интересно… Тот сириец спрашивал о вас тоже, когда приходил в себя, — сказала мне медсестра.