Военкор
Шрифт:
— Как его зовут? — уточнил я.
— Абдаллах. Крепкий парень, наверняка выживет.
— Вы уж постарайтесь, чтоб точно выжил, — сказал я и закашлялся.
Медсестра кивнула и вышла.
Я снова закрыл глаза и проваливаясь в сон.
Глава 24
Два дня мне ещё предстояло пробыть в госпитале. Запах медикаментов, хлорки и выстиранных простыней был повсюду. Изредка я выходил на небольшой двор, огороженный габионами и мешками с песком. На КПП постоянно дежурили сирийские солдаты, а пропускной режим
В палате госпиталя, несмотря на открытое окно, была настоящая баня. Сама жара меня уже не пугала, а вот солнце палило так, что на больничной койке я чувствовал себя, как кусок мяса на шампуре.
После завтрака и врачебных назначений, я вновь отправился на улицу. Тень от строений госпиталя была редкой, и поэтому пришлось пройтись до скамьи под деревом.
На мне были лёгкие хлопчатобумажные штаны и военная майка. Одежду мне выдали вместо моей грязной полевой формы сирийских войск. Пластырь и бинты на боку напоминали о ране, но в целом выздоровление шло с опережением графика. Поэтому чувствовал я себя сносно.
Рядом на подоконнике стоял огромный бумбокс Шарп. Такой был мечтой советской молодёжи во второй половине 80-х. Цветные стрелочные индикаторы с большими басовиками, спрятанными за защитными решётками и хромированными ручками. Полнофункциональная кассетная дека оснащалась системой шумоподавления.
Это произведение японской промышленности принесли сирийцы, как подарок госпиталю. Причём этот магнитофон был один из многих «гостинцев» от благодарных садыков.
Одно плохо — из динамика звучали только арабские мелодии с местных радиостанций. Иногда их сменял выпуск новостей. Сейчас очередной шлягер арабской эстрады сменил голос диктора информационной программы радиостанции «Радио Дамаск», который я как раз ждал.
— Сегодня в Женеве было официально подписано соглашение о прекращении огня между сторонами конфликта. Представители Сирии, Израиля и Ливана, а также Организации освобождения Палестины приняли решение о замораживании боевых действий. Гарантами соглашения выступили специальные представители Советского Союза и США. Стороны подтвердили готовность к обмену пленным и эвакуации тел погибших…
Я выдохнул и откинулся на спинку. Рядом зашуршал гравий на дорожке, я поднял глаза и улыбнулся от неожиданности. Передо мной стояла уже знакомая мне Лариса из «Известий».
— А вот и ты, Карелин, — улыбнулась она в ответ.
На ней была одета выцветшая блузка, которая ей чертовски шла и подчёркивала достоинства шикарной фигуры.
— Какие люди в Голливуде! — воскликнул я.
— А почему в Голливуде-то? — захихикала Лариса. — А я тебе принесла пирожки с капустой. Подумала, что тебя здесь плохо кормят!
Лариса поставила пакет на скамейку. Не то чтобы кормили плохо, но пирожки пришлись в самый раз.
Конечно, немного неожиданно, что она пришла, но… приятно! Приятно, когда тебя приходит проведать такая красотка.
— Карелин,
— Так и знал, что ты будешь по мне слёзы лить, — улыбнулся я и добавил: — операция принеси пирожки раненому товарищу прошла успешно.
Мелькнула мысль, что я в новом теле ещё ни разу не ел пирожки! Буду исправлять это досадное недоразумение, пирожки, кстати, оказались действительно вкусными.
— Ты как всегда… шутник, блин, — она села рядом, вытянула стройные ноги.
— Ну а если серьёзно, спасибо тебе, Ларис, я не ожидал.
— На здоровье. Кстати, Лёш, твоя командировка закончена. Официально ещё позавчера. Сюда уже направили нового спецкора. Какой-то выпускник факультета журналистики. Папа — шишка в ТАСС.
— Папенькин сыночек, значит? — уточнил я с набитым ртом.
— Ну, я его пока не видела. Может, уже где-то фоткает руины с безопасного расстояния, — хихикнула Лариса. — Ты знаешь, как это всё происходит. Сейчас отработает недельку-другую, когда опасности нет, и свалит.
Не скажу, что это было для меня новостью «совершенно секретно». Дату окончания командировки я без того знал, правда наступала она на пару недель позже. Сразу после выписки я планировал сделать репортаж о штурме аэродрома, но видимо, сделаю это уже в Москве. А насчёт сынка… ну, значит, в Москве были уверены, что ближайшие несколько недель перемирие будет действовать.
— А я вот тоже уезжаю. В Москву, — вдруг сказала Лариса.
— Твою командировку тоже решили завершить?
— Говорят, что не справилась. Ну, или этот Самойлов… дрянь он, в общем.
Мы ещё немного поболтали. Лариса попыталась у меня узнать о том, где я получил ранение. Решил, что время для рассказа о штурме Рош-Пинна пока не настало. Девушка достала из кармана маленький блокнот и вырвала листок.
— Тут мой адрес и телефон в Москве. Пролетарский район, дом старый, кирпичный… ну ты найдёшь, он там единственный такой. В общем, будешь в Москве, заходи на чай или просто поболтать, — протараторила она, словно выдала автоматную очередь.
Я кивнул и спрятал листок в карман штанов.
— Хочешь рассмотреть моё ранение более подробно? — улыбнулся я, доедая второй пирожок и потянувшись за третьим.
— Так, много мучного тебе сейчас нельзя, а то меня твой лечащий врач отругает! — переключилась Лариса, но мельком взглянула на меня, и по её щекам растёкся румянец. — А насчёт чего я хочу… не придёшь, не узнаешь!
Лариса поднялась, склонилась и поцеловала меня в щеку на прощание.
— Мне пора, Лёша. Вечером вылет с Дамаска.
Она взяла сумку и пошла по дорожке, не оборачиваясь. Я смотрел ей вслед, пока её силуэт не скрылся за углом краснокирпичной стены госпиталя. Радио продолжало щёлкать волнами, а в небе шумели винты очередного пролетающего Ми-8.