"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Э-э-э… - Лукич махнул рукой.
– Хоть тебя и Оглоблей кличут - толку нет! Нешто ты один много наработаешь?
– Ну, ты помоги, - улыбнулся Басаргин.
– Ружье я тебе на что дал?
– И помогу!
– задористо крикнул Лукич.
– Укажи, куда бить, - и я в лучшем виде! И общество подыму! Нешто против общества они сила? Солома они!
– Довольный своей речью и впечатлением, которое произвел на Колю и Машу, Лукич, наконец, замолчал.
Мальчик принес крынку молока и кружку. Басаргин налил Маше, потом Коле, потом выпил сам. Вернул кружку Лукичу,
– А насчет подмоги - я без шуток. Если можешь людей поднять, - ничего, кроме спасибо, не будет.
– Трудное дело, - посерьезнел Лукич.
– Боятся некоторые. Пули, они и в кулацких обрезах полновесные. Опасаются, одним словом.
– Дурак не опасается, - заметил Басаргин.
– Я между прочим, тоже опасаюсь. Шефов побереги, - он кивнул в сторону рабочих.
– Будь в надежде, ружьишко хорошее дал. Да у них у самих наган есть, - сказал Лукич.
– А насчет деревенских ты не куксись: я их обратаю - слово и дело!
– Бывай!
– Басаргин подошел вплотную к Лукичу, тихо спросил: - Слышь, Потылиха косоротая у вас не появлялась?
– Не видать. Дней пять, как не было.
– А пять дней назад?
– оживился Басаргин.
Коля подошел поближе, прислушался.
– Забегала, воду пила. В город зачем-то ездила. Она, вправду сказать, мне не докладалась, да я у ей в солопе билет с железки нашел…
– По карманам лазишь?
– погрозил пальцем Басаргин.
– Случайно, - покраснел Лукич.
– Платонида клопа у ей на солопе углядела, пошла трясти, ну, билет и выскочил…
– А Феденьки не видать?
– Это грельского дурачка, что ли?
– уточнил Лукич.
– Не-е. Этого лет несколько, как нету.
– Ну, все.
– Басаргин развернул лошадей.
– Бывай.
Лукич долго стоял и махал рукой - до тех пор, пока лесная чаща не скрыла и телегу, и сидящих в ней людей.
– Славный у него пацан, - вздохнул Коля.
– А у нас с тобой. Н-да… - он посмотрел на Машу.
– Не я так решила, - в свою очередь вздохнула Маша.
– Это твоя теория, дорогой.
– Какие еще теории?
– рассмеялся Басаргин.
– Рожайте, пока молодые, вот вам и вся теория, сказать по-научному.
– Лукич - боевой мужик.
– Коля ушел от опасной темы.
– Все такие, - кивнул Басаргин.
– Что в Питере про артели говорят? Скоро ли?
– Пятнадцатый съезд решил, значит, скоро, - сказал Коля.
– Будем, как говорится, осуществлять кооперативный план товарища Ленина.
– Слышь, Коля, мне мужики другой раз такой вопрос задают: ну, допустим, сообща. Трудиться, значит. А делить?
– Кто сколько наработал, тот столько и получит.
– Это правильно, - согласился Басаргин.
– А станут люди для всех, понимаешь, не для себя лично, а для всех трудиться так же горячо, как для себя? Это же как много о жизни понимать надо, чтобы в первую голову о людях болеть!
– Басаргин даже головой закрутил от невероятности такого предположения.
– Я тоже очень сомневаюсь, чтобы в одночасье переделались людские души, - сказала Маша.
– Авантюризм это.
– Ладно, - обиделся
– В одночасье никто души переделывать не собирается; мы себе отдаем отчет, что дело это длительное, постепенное, так что не представляй нас дураками.
– Ты же сам рассказывал: едва начинаете вы реализацию какого-нибудь серьезного дела - сразу звонит Кузьмичев и требует "доложить" или как это? "Рапортовать" о том, что все в порядке. А сколько у нас любителей "рапортовать", ты считал?
– Не так много, как ты думаешь, - сказал Коля.
– Но и не так мало, как думаешь ты, - парировала Маша.
– Самое страшное, если Кузьмичевы серьезную работу подменят бесконечным словоблудием и парадными рапортами по начальству.
– Я с ней согласен, - кивнул Басаргин.
– Однако Грель через три версты будет, мне желательно про твой план наконец узнать.
– Тут нужен меткий выстрел, - сказал Коля.
– Один ты что? Ничто, прямо скажем. Ну, узнаешь, где какая шайка-лейка была вчера. Где она будет завтра. Да ведь не одна шайка эта - много их. Смысл в том, чтобы попытаться собрать их в кучу, да и кокнуть разом!
– Легко сказать, - протянул Басаргин.
– Мы поможем тебе. Сейчас мы сойдем и пойдем пешком. Явимся к Серафиму - после долгой разлуки, попроведать. Представимся ему блатными. Если Серафим то, что я о нем думаю, а я, брат, десять лет о нем думаю, то Потылиха уже сообщила ему, что бритого в поезде убил неизвестный блатной. Это же подтвердит и Феденька. А мы с Машей попытаемся влезть к Серафиму и в доверие, и в душу, ясно?
Басаргин почесал в затылке:
– Лихо задумано. Ну, а если Серафим ни при чем? Такой вариант, говоря научно, ты предусмотрел?
– При чем, - задумчиво сказал Коля.
– Прежде чем родителям сгореть, Феденька мне сказал: "Сон вспомни, Коля… Зовешь родителей, а дозваться не можешь". Он мне за десять минут до пожара это сказал.
– А откуда он про твой сон узнал?
– удивился Басаргин.
– Мать про свой сон рассказала Серафиму, а Феденька, видать, от попа узнал и перевернул. Зачем ему поп об этом рассказал? И другое было. Накануне предрекал Серафим матери большие перемены. Так и случилось. В колдовство я не верю. Значит, Серафим знал! И готовил эти перемены. А Арсений? Бандит! А ведь он давний знакомый Серафима. Я тебе прямо скажу: подозреваю я, что Серафим Феденьке велел моих родителей спалить, чтобы корень мой вырвать, чтобы меня Арсению продать в помощь - прохожих промеж глаз лупить и деньги у них отбирать. Только доказательств у меня пока нет.
– Если ты прав - будут доказательства, - сказал Басаргин.
– Условимся о связи. На южной околице Грели - изба в три окошка, а на крыше жестяной петух. Хозяина Тихоном кличут. Каждый вечер после семи жду тебя там. Тебя или твоих сообщений. Тихону верь, как мне, надежный человек.
– Серафим может приделать мне хвост, - сказал Коля.
– Понял, - кивнул Басаргин.
– Если что - набрось пиджак на плечо, покажись на крыльце, - я приму меры.
– Ну, прощай, - сказал Коля.
– Пошли, Маша.