Воины
Шрифт:
Балки задрожали от хохота, и гости выпили снова. Вино было красное, душистое и сладкое.
Затем лорд Фрей сказал:
— И за королевского десницу, Бриндена Риверса. Пусть светильник Старицы озарит ему путь к мудрости!
Он высоко поднял свой кубок и выпил. Выпил и лорд Баттервелл, и его невеста, и все прочие лорды на помосте. Сир Глендон в конце стола опрокинул свою чашу на пол.
— Ну вот, зря перевел доброе вино! — заметил Мейнард Пламм.
— За братоубийц не пью! — отвечал сир Глендон. — Лорд Бладрэйвен — колдун и ублюдок!
— Он родился бастардом, эго верно, — мягко согласился сир Утор, — однако же его царственный
И он осушил чашу до дна, как и сир Мейнард, и многие другие присутствующие. Многие, однако, опустили чаши либо вылили вино на пол, как и Гром. Дунк ощутил, как потяжелел кубок в его руке. «Сколько глаз у Кровавого Ворона? — Тысяча и один».
Тосты следовали один за другим. Некоторые провозглашал лорд Фрей, некоторые — другие лорды. Пили за молодого лорда Талли, сеньора лорда Баттервелла, который отпросился со свадьбы. Пили за здоровье Лео Длинного Шипа, владыки Хайгардена, который, по слухам, был нездоров. Пили за павших героев. «Нуда, — думал Дунк, вспоминая тех, кого знал. — За этих я выпью с удовольствием!»
Последний тост предложил сир Джон Скрипач.
— За моих отважных братьев! Я знаю, что сегодня они улыбаются!
Дунк не рассчитывал так напиваться накануне перед турниром, но после каждого тоста чаши наполняли заново, а он обнаружил, что умирает от жажды. «От чаши вина и рога эля никогда не отказывайся! — наставлял его как-то сир Арлан. — Может статься, пройдет целый год, прежде чем тебе снова доведется выпить». Дунк говорил себе, что неучтиво не выпить за невесту и жениха, а не пить за короля и его присных, когда вокруг столько неизвестных людей, попросту опасно!
По счастью, тост Скрипача действительно оказался последним. Лорд Баттервелл тяжеловесно поднялся из-за стола, поблагодарил их за то, что пришли, и пожелал хорошего турнира на завтра.
— Начинайте пир!
В верхней части стола подавали молочных поросят, павлина, запеченного прямо в оперении, громадную щуку в толченом миндале. Тем, кто сидел в нижнем конце стола, из всего этого не доставалось ни крошки. Вместо нежной поросятины им поднесли соленую свинину, вымоченную в миндальном молоке и щедро сдобренную перцем. Вместо павлина им достались каплуны с аппетитной румяной корочкой, начиненные луком, травами, грибами и жареными каштанами. Вместо щуки подали ломти рассыпчатой трески, запеченной в тесте, со вкусным коричневым соусом, которого Дунк прежде никогда не пробовал. Угощали их также гороховой кашей, пареной репой с маслом, морковью на меду и зрелым белым сыром, который вонял сильнее, чей Беннис Коричневый Щит. Дунк ел от души, но все это время не переставал гадать, что достанется Эггу там, во дворе. Он на всякий случай сунул в карман плаща половинку каплуна, несколько ломтей хлеба и немного этого вонючего сыра.
Пока все угощались, дудки и скрипки наполняли чертог игривыми мелодиями, а разговоры вертелись в основном вокруг завтрашнего турнира.
— Сир Франклин Фрей считается одним из лучших бойцов на Зеленом Зубце, — говорил Утор Серый Лист, который, пожже, неплохо знал местных бойцов. — Вон он, на помосте, он приходится невесте дядей. Лукас Нейланд приехал из Ведьмина Болота — его тоже не стоит сбрасывать со счетов. Как и сира Мортимера Боггса, что из Раздвоенного Когтя. Ну а в остальном на турнире будут в основном вассалы хозяина да бойцы из окрестных деревень. Из них самые лучшие — Кирби Пимм и Гэлтри Зеленый, хотя им обоим, конечно, не по плечу тягаться с зятем лорда
— Что, молодого лорда Тибольта? — спросил сир Мейнард.
— Нет, старого, Седого Льва, того, что умер по весне.
Так говорили про тех, кого унес великий Весенний Мор. «Умер по весне...» Десятки тысяч умерли тогда, по весне, и в их числе — король и двое молодых принцев.
— Ну, сиром Бафордом Бульвером тоже пренебрегать не стоит, — заметил Кайл Кот. — На Багряном Поле Старый Бык уложил сорок человек.
— И с каждым годом их становится все больше, — усмехнулся сир Мейнард. — Нет, дни Бульвера сочтены. Взгляните на него! Ему за шестьдесят, он размяк и оброс салом, и правый глаз у него, считай, ничего не видит.
— Что, сиры, ищете победителя турнира? — произнес голос за спиной у Дунка. — Не трудитесь. Вот он я, перед вами. Любуйтесь на здоровье!
Обернувшись, Дунк обнаружил, что над ним возвышается сир Джон Скрипач. На губах у него играла легкая улыбка. На нем был белый шелковый дублет с прорезными рукавами, подбитыми алым атласом, такими длинными, что их концы свисали ниже колен. На груди у Скрипача красовалась тяжелая серебряная цепь, усаженная огромными темными аметистами, под цвет его глаз. «Одна эта цепь, пожалуй, стоит дороже всего, чем я владею!» — подумалось Дунку.
У сира Глендона щеки разгорелись от вина, и прыщи у него на щеках пламенели.
— А кто вы такой, чтобы так бахвалиться, а?
— Меня зовут Джоном Скрипачом.
— И кто же вы, музыкант или воин?
— Ну, я умею писать сладкозвучные песни копьем и исполнять их на просмоленном луке. На каждой свадьбе нужен певец, а на каждом турнире — таинственный рыцарь. Нельзя ли присоединиться к вам? Баттервелл был столь любезен, что усадил меня на помосте, но мне общество моих собратьев, межевых рыцарей, как-то больше по душе, чем компания стариков и толстых розовых дам.
Скрипач хлопнул Дунка по плечу.
— Будьте так добры, подвиньтесь, сир Дункан!
Дунк потеснился.
— Вы опоздали, сир, тут все уже съедено!
— А, неважно. В случае чего, я знаю, где у Баттервелла кухни. Вина-то хоть чуть-чуть осталось?
От Скрипача пахло апельсином и лаймом, с примесью какой-то непривычной восточной пряности. Мускатный орех? Быть может. Что он, Дунк, знает о мускатных орехах?
— Ваше хвастовство неприлично! — заявил сир Глендон Скрипачу.
— В самом деле? Что ж, сир, в таком случае вынужден попросить у вас прощения. Мне ни за что не хотелось бы оскорбить кого-то из сыновей Квентина Молнии!
— Вы знаете, кто я?! — изумился юноша.
— Сын вашего отца, я полагаю?
— Глядите-ка! — сказал сир Кайл Кот. — Свадебный пирог!
Шестеро поварят вкатили его на широкой тележке. Пирог был громадный, румяный, поджаристый, и изнутри доносились писк, чириканье и хлопанье крыльев. Лорд и леди Баттервелл спустились с помоста к нему навстречу с мечом в руках. Когда они взрезали его, добрых пол сотни птиц вырвалось оттуда и разлетелось по залу. На других свадебных пирах, где доводилось бывать Дунку, в пирог обычно сажали голубей или певчих пташек, здесь же, в пироге, были и голубые сойки, и жаворонки, и голуби, и горлинки, и пересмешники, и соловьи, и бурые воробушки, и огромный красный попугай.