Волчонок
Шрифт:
– Деда, а деда… Ты в армии служил?
Дед долго не отвечает. Все его внимание приковано к дурацкой деревяшке. Дед аккуратно снимает с нее ножом стружку. Ножик у деда короткий, несерьезный, но острый, как бритва. Чуть отвлечешься, зазеваешься, глядь – полпальца нету. Легкий смолистый аромат плывет над верандой. Марк уже решает, что дед не ответит, когда тот, глянув на внука, наконец кивает:
– Служил. Срочную.
– Долго?
– Два года.
Сегодня дед немногословен. Ему не нравится, что внук разругался с отцом. В сердцах хлопнув дверью, Марк удрал из дома и примчался на ферму в уверенности: уж дед-то его поймет, поддержит! А дед вместо этого молчит и хмурится. Сейчас он совсем не похож на клоуна. И на циркового наездника. И на
Больше некуда.
– Я не служил, – подает голос Пак. – Медкомиссия забраковала.
Карлик сидит в углу веранды, прислонившись спиной к перилам. До сих пор Пак не вмешивался в разговор. Марк даже успел о нем забыть. Место карлика – на перилах, а в углу, на полу – какой же это Пак?
– Я расстроился – дальше некуда! Всех берут, а меня не взяли?! Дурак был, сопляк. Теперь не жалею. Что я в той армии не видел?
Ну вот, и Пак туда же! Отец, когда Марк заявил, что собирается поступать в военное училище, сначала не поверил. Решил, что ослышался. Что это глупая шутка. А едва понял: дело заваривается всерьез… Куда только делась его обычная холодность! «Мальчишка! Подвигов захотелось?! Фильмов для дебилов насмотрелся?! В генерала Ойкумену поиграть решил?! «Десятинщиком» стать хочешь? Ать-два, пустая голова! Я второго позора в семье не допущу…»
Тут отец осекся, сообразив, что сболтнул лишнего. Красный, как рак, Марк воспользовался паузой и перешел в наступление: «По-твоему, армия – позор Помпилии?! Так, что ли?! И консуляр-трибун Марцелл, герой войны – позор?! И первый консул Спуринна? И…»
В запале он напомнил о тех, кто до конца исполнил свой долг, погибнув в огне недавнего конфликта с вехденами. Лучше бы он вовремя прикусил язык! Отец сразу ухватился:
«Хочешь геройски сдохнуть, дурак?! Сперва дослужись до консула!»
«И дослужусь, не сомневайся!»
«Только через мой труп!»
Отец не мыслил для сына иного будущего, кроме факультета энергетики в Имперском Университете Помпилии, в метрополии. Солидная, уважаемая профессия. Продолжить семейную династию… Но Марк уже завелся. Он и сам не понял, как у него вырвалось: «Ничего, переживешь!»
«Как ты смеешь так с отцом разговаривать, сопляк!»
«А чего ты на меня орешь?!»
Марк несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоиться по дедовой методике. Воспоминания о безобразной ссоре слишком свежи.
– Деда, расскажи про армию? Ты раньше никогда не рассказывал. Только про цирк…
Дед пожимает плечами:
– Нечего там рассказывать. Давно дело было…
– Ты в каких частях служил? – не отстает Марк.
– В 1-м отдельном вексиллационе по охране Сената.
– Ух ты! Вексиллацион? Это же кавалерия?
– Точно так, парень.
Дед усмехается. Веселее от его ухмылки не делается.
– А разве у нас есть кавалерия?! Древность какая…
– Армия – тоже древность. Есть пять частей, вроде нашей.
– И что вы там делали? Сенат охраняли?
Дед орудует ножиком. Но Марка не остановить:
– От террористов? На лошадях?
Он живо представляет конный разъезд во главе с дедом. Дед – верхом на вороном жеребце, скачет по улицам столицы. От деда в ужасе бегут прочь террористы-вехдены с бомбами за пазухой. С ядерными, вакуумными, аннигиляционными бомбами…
– Сенат и без нас было кому охранять. В парадах участвовали. В показательных выступлениях, – мало-помалу к деду возвращается его обычная разговорчивость. – В фильмах снимались. В исторических… Меня после циркового училища призвали. Это после университета бронь дают, как твоему отцу. А мы университетов не кончали… У нас там все были: или цирковые, или спортсмены. В самоволку бегали: забор метра три высотой, и еще «сигналка» поверху. Так мы «пирамиду» строили. Или Квинт Прастина – нижний в Сатурналиях – всех через забор перебрасывал. А когда он сам лез, Маний «сигналку» на пять секунд отрубал. Если больше
Марк ожидал другого. Парады, съемки, самоволки… Тот же цирк, по большому счету! Но дед хоть не ругается, не зовет военных «десятинщиками». Марка не отговаривает, хотя и не одобряет. Ну и ладно!
– Перед дембелем остаться предлагали. Милитар закончить, по сокращенному курсу. Офицером в тот же вексиллацион, по контракту. Офицеров часто на роли в фильмах приглашали. Не главные, конечно, но и не массовка…
– Так остался бы! Тебя б по визору показывали, или в арт-трансе…
– Его и так показывали, – хмыкает из угла Пак. – Сто раз. Нет, армия – не для цирковых. И вообще…
Он крутит в воздухе ладонью с растопыренными пальцами. Понимай, как хочешь: что – вообще? Вообще не для нормальных людей? Или наоборот?
– А я решил поступать в военное училище, – угрюмо заявляет Марк.
И понимает, что повторяется.
– В десант? – дед наконец проявляет слабый интерес.
– Нет. В либурнарии.
Пак свистит. Пак запрыгивает на перила.
– Ну вот. Порезался, – говорит дед.
И, как мальчишка, сует в рот окровавленный палец.
Кровь, думает Луций Тумидус, старый клоун. Великое дело – кровь. Парень уверен, что ни капли не похож на своего отца. Парень хочет быть похожим на дядю. Желает искупить его позор; восстановить честь семьи. Если я скажу ему, что у меня два сына, и они похожи друг на друга характерами, поступками, а главное, ослиным упрямством, как близнецы – парень мне не поверит. Решит, что старик впал в маразм. Хорошо, я ничего ему не скажу. Ты разучился говорить, Луций? Нет, просто он еще не научился слышать.
– Я за пластырем, – Марк кидается в дом.
Дед смотрит вслед внуку.
– Весь в тебя, – смеется Пак. – Ничего, с годами поумнеет.
Часть вторая
Снорр – Октуберан – Сечень
Глава шестая
Ловушка для кроликов
I
…сто сорок один, сто сорок два…
Мышцы были уже деревянными. Они молили о пощаде, но Марк запретил себе останавливаться. Стиснув зубы, он продолжал «дубль-кач». Руки вдоль тела, пальцы, как корни, намертво вросли в рукоятки тренажера: не отодрать. Плечи – вперед и вверх. Дотянуться подбородком до висящей в воздухе голо-отметки. Ноги, отягощенные силовой подвеской – на себя, за голову, до второй светящейся отметки. Прямые ноги! Не сгибать! Не сгибать, мать твою! Вот так. Теперь – распрямиться: медленно, не расслабляя мышц. Медленно, я сказал! Вытянуться. И еще раз – плечи вперед, ноги на себя…
Дерево не должно болеть. У Марка болело все: грудь, пресс, спина. Вот такое он неправильное дерево. Ему казалось: волокна натруженных мускулов со скрипом трутся друг о друга. Растягиваются и сокращаются на последнем пределе. Того и гляди, лопнут. Нет, врешь, это еще не предел! Сто сорок девять… сто пятьдесят…
Одни деревья гнутся. Другие ломаются.
И не только деревья.
Что чувствует сломанная игрушка?
В детстве у Марка был зеленый монстр: гибрид динозавра со спрутом. Марк без затей назвал монстра Виридисом – Зеленкой. Виридис имел двадцать режимов: шипел, рычал, щелкал зубами, зловеще хохотал и даже произносил членораздельные фразы: «Я тебя съем!», «Не уйдешь!» и еще почему-то «Держись, я иду на помощь!» Монстр ползал, смешно перебирая по полу щупальцами, бегал вразвалку, огибая препятствия, но чаще натыкаясь на них, подпрыгивал на одном месте, вытягивая шею – и даже плавал. Плавал Виридис лучше всего. Марк верещал от восторга, когда Виридис спешил к нему с другого конца ванны, разевая зубастую пасть: «Держись, я иду на помощь!». Поймав друга в объятия, Марк смеялся: монстр щекотал ему живот.