Волк и конь
Шрифт:
В своей комнате Отсанда, не открывая глаз, блаженно потянулась - словно большая кошка, - улыбаясь довольной хищной улыбкой.
Извечный как мир закон стаи - добить раненого, загрызть захворавшего, пожрать слабого. Луп и Отсанда замыслили предательство, как только поняли, что могущественные соседи - сарацины и Меровинги - ослаблены как никогда. Тогда же король Аквитании решил, что будущему королю франков стоит избавиться от позорного клейма "прислужника сарацинов". Сделав вид, что он согласен на поход на юг, Луп созвал своих вассалов - франков и васконов, якобы на помощь арабам. Однако вместо этого он приказал им напасть на ничего не подозревавших союзников. Самого же вали убила жена-ведьма, вселившись в его пантеру. Сарацинов вырезали подчистую - кроме нескольких
Всю Тулузу оглашал звон колоколов, - впервые за почти полвека сарацинских запретов христиане могли без страха, открыто и громко напомнить о своей вере. Толпы народа, высыпали на улицы, встречая цветами и восторженными криками аквитанских солдат, важно шествующих через город. Впереди, на белом коне, в начищенных до блеска доспехах и позолоченным остроконечном шлеме, ехал король Луп, над головой которого реяли знамена с ликом Христа. Рядом с владыкой Аквитании, на вороной кобыле, скакала Отсанда - черные волосы украшала алая роза, на губах играла счастливая улыбка, когда королева махала ликующим подданным.
Так под звон колоколов и крики толпы, процессия остановилась у церкви Святого Сатурнина, покровителя Тулузы, где монарха уже встречал местный архиепископ вместе с прочими священниками. После прошедшей в церкви святой мессы, Луп преклонил колени перед алтарем и архиепископ торжественно возложил на голову короля роскошную корону, усыпанную драгоценными камнями и жемчугом. Пластины чеканного золота украшали резные сцены из Ветхого и Нового Заветов, а над лбом возвышался массивный крест с крупным рубином посредине.
– Бог коронует тебя венцом славы и праведности…владыкой франков...защитником веры..
– Перед лицом Господа Нашего, - обернувшись к народу, воскликнул владыка Аквитании, - я, Луп, Первый его имени, провозглашаю себя королем франков и готов мечом и огнем сокрушить каждого, кто посмеет оспорить мое право на трон.
Очередной восторженный крик раздавался отовсюду - и громче всех кричала королева Отсанда. Черные волосы разметались по ее плечам, щеки раскраснелись, но улыбка напоминала хищный оскал загнавшей жертву волчицы.
Владычица Кёльна
....и будут уповать на Тебя знающие имя Твое, потому что Ты не оставляешь ищущих Тебя, Господи....Да обратятся нечестивые в ад,- все народы, забывающие Бога.
Склонив голову перед алтарем, Виллехад, архиепископ Кёльна, молился, сжав руки перед собой и истово шепча строки псалма. Лишь несколько тонких свечей освещали пресвитерий, - за время войны воск подорожал, как и многое другое, - однако священнослужителю не нужно было много света, чтобы видеть барельеф над алтарем, изображавший воздевшую руки молодую женщину с нимбом вокруг растрепавшихся волос. Скульптор, чье имя потерялось в веках, без всякого почтения к величию мученичества, изобразил святую до кощунства схожей с обычной женщиной - вплоть до того, что сползшая с плеча накидка обнажала левую грудь с четко обозначенным соском. Иному нестойкому в вере мирянину подобное могло и внушить греховные мысли - если бы не столь же четко изображенный меч, по рукоять вонзившийся в эту грудь. В других местах тело пронзали стрелы - сразу две торчали из горла мученицы, другие поразили плечи, живот и бедра. Но, несмотря на это, женское лицо оставалось спокойным, преисполненным осознания всего величия гибели за Христа. За спиной девы угадывались силуэты других женщин, также пронзенных стрелами и теперь корчившихся в предсмертных судорогах - девы-мученицы, спутницы Урсулы, святой покровительницы Кёльна. Она приняла смерть от стрел язычников-гуннов - и где как не у ног ее читать псалом об избавлении города от нашествия новых идолополконников?
– Восстань, Господи, Боже , вознеси руку Твою, не забудь угнетенных твоих до конца. Сокруши
Снаружи церкви доносились испуганные крики и детский плач, слышались отрывистые команды и свист стрел, однако епископ продолжал читать.
– Господь - царь на веки, навсегда; исчезнут язычники с земли Его.
Всего час назад Виллехад стоял на крепостной стене, рядом с Пипином - командующим франкским гарнизоном. Лицо военачальника было мрачнее тучи - и Виллехад вполне разделял его чувства: он знал, что Хлодомир, готовясь к битве с братом, вывел из Кёльна большую часть войск, оставив на защите всего пятьсот воинов. В более мирные времена этого оказалось бы и достаточно - но не сейчас, когда в ночи за Рейном вспыхивали все новые костры и лодки, одна за другой, причаливали к правому берегу, на который выскакивали вооруженные до зубов язычники. Воинство идущее под зеленым знаменем с черным медведем казалось неисчислимым - а ведь были еще и проклятые отступники, что выходили из лесов, отсекая все пути к отступлению. Иные из них волокли за собой грубо сколоченные лестницы, другие крутили в руках веревки с трехлапыми крюками на конце. Также Виллехад увидел и несколько больших бревен, что несли на своих плечах сразу по десять язычников. Над головами их развевались нечестивые знамена: на синем фоне - три золотых жабы.
– Город не устоит, - сплюнул Пипин, - и помощи ждать неоткуда.
– Уповай на Господа, сын мой, - произнес Виллехад, - Он один сильнее, чем все языческие полчища. Как ангельские полки поразили тех нечестивцев, что убили дев-мучениц, так и этих язычников ждет лишь жалкая смерть и бесчестие.
– Самим девам ангелы-то не сильно помогли, - криво усмехнулся Пипин, - только отомстили за них. А я, признаюсь, никогда не спешил в мученики. Ладно, что много рассуждать - будем воевать пока сможем, а там, глядишь, о чем-то и договоримся с язычниками. Вы бы спустились со стены, святой отец - здесь скоро будет жарко, а вы, насколько я знаю, не привычны к бою.
– У каждого из нас свой бой, сын мой, - величаво сказал епископ, - я буду молиться в церкви о нашей победе и, если понадобиться, приму мученическую смерть перед ликом Урсулы. Ты же верь Господу нашему и ничего не бойся.
С этими словами епископ развернулся, чтобы спуститься со стены, когда протрубил звук рога и язычники двинулись к городу. Одновременно Пипин увидел, как в глубине леса полыхнул большой костер.
– Почему не я веду войско!
– недовольно воскликнул Амальгар, - или не я король франков?
Бастард короля Хильперика сейчас выглядел куда внушительнее, чем когда он являлся просителем в Дорестад: в начищенной до блеска гибкой кольчуге, похожей на змеиную чешую, и в шлеме, увенчанным фигуркой золотого вепря. С пояса его свисал меч, в украшенных золотом ножнах, но сам Амальгар куда лучше обращался с большим луком у него за спиной: годы, проведенные в лесах, приучили его к этому оружию. Кроме Амальгара на большой поляне в глубине леса находилось с пару десятков язычников-франков, вооруженных и с зажженными факелами в руках. Впереди них стояла статная и все еще красивая, несмотря на возраст, матрона с золотисто-каштановыми волосами и зелеными глазами. Пышную фигуру подчеркивало зеленое платье, с откинутым на спину капюшоном. Все еще тонкую талию охватывал пояс из посеребренной свиной кожи, с крепившимися к нему бронзовыми фигурками вепрей и ножом с насечкой рун на лезвии. Голову женщины украшал венок из дубовых листьев.
– Твоя жизнь слишком важна, сын мой, чтобы утратить ее из-за пустяков, - низким грудным голосом сказала Фредегунда, - сейчас есть кому проливать свою кровь.
– Но Редвальд идет впереди своих воинов!- воскликнул Амальгар.
– Редвальд опытный воин и он - король-жрец Одина, - напомнила женщина, - его дело принимать первый удар. На твою долю хватит битв - если сейчас Редвальд погибнет, взяв Кёльн - в следующий раз объединенное войско поведешь уже ты.