Вольно, генерал: Стокгольмский синдром
Шрифт:
– Что ж, раз все дримхантеры нелестного обо мне мнения, да и ты тоже вдруг убедился в моей тупости, я это вытерплю. Потому что за недостатки тоже любят, – Люциан оскалился, посмотрев на Вальхейма.
Вальхейм оскалился ответно, и тот факт, что его глаза слепы, только добавлял ужаса к оскалившемуся лицу.
– Татуировка – явно глупость, – вывел Раух.
– Моё тело, – заупрямился Люциан. – Что хочу, то и ворочу. Вот ты уйдёшь, но часть тебя будет всегда рядом. И выёбывайся, сколько тебе будет угодно. Она будет на этом месте. И любовь моя будет на месте, – генерал опёрся о дверной косяк
– В таком случае, ухожу сейчас, – Раух махнул рукой и удалился, а Вальхейм только вздохнул.
– Но зачем? – Люциан резко почувствовал одиночество.
Как будто и свет везде потух, и тепло всё исчезло, и чувства к Рауху уже не укрепляли, потому что всё было пылью.
– Башка у него от всех нас трещит, – объяснил Вальхейм и развел в стороны руками, что странно, не когтистыми, а вполне нормальными, с ухоженными ногтями.
– Я хочу взять половину его проблем и трудностей на себя, – демон совершенно серьёзно посмотрел на Вальхейма. – Пожалуйста.
Осмотрев демона с ног до головы, охотник фыркнул.
– Нет, с ума сойдёшь. Нам нужен крепкий разум, а не то подобие разумности, которое у тебя есть.
– Я крепче, чем кажусь. Не суди книгу по обложке. К тому же, что тебе стоит просто попробовать? – Люциан крепко затянулся и выдохнул дым через ноздри. – Вдобавок, если не получится, то у вас будет на проблему меньше.
– У нас. Проблем. Нет, – раздельно проговорил Вальхейм. – Венцель – сосуд, который мы обживали больше трёхсот лет. У нас нет ещё трёх веков, чтобы обживать и тебя.
– В моей голове был ёбаный легион таких же немытых и высокомерных дикарей, как и вы, – Люциан показал две руки. – Здесь были всех их имена вдобавок. А предводителем их вообще была женщина. Так что вот не надо тут мне про достоинства и недостатки. Просто ты субъективен до отказа. И я ОЧЕНЬ хочу помочь Рауху. Может, ты бы хотел от меня что-то взамен?
– Чтобы ты исчез. А лучше – сдох, – Вальхейм посмотрел в ту сторону, где, предположительно, стоял Люциан.
– А если я искромсаю всю твою братию вместе с тобой, а потом напою Рауха своей кровью, дав ему часть бессмертия, ты, наверное, уже не будешь таким твердолобым, – Люциан принял демонический облик и прищурился, отправив бычок в пепельницу.
– Не искромсаешь. Не успеешь, – Вальхейм прищурился, но потом поморщился, рыкнул и вышел из комнаты.
А вот это демону уже не понравилось. Он выпустил когти и схватил Вальхейма со спины, пока тот ещё не вышел из комнаты. Считай, в дверном проёме зажал. Дримхантер даже не шелохнулся, только мышцы его напряглись. Охотник усмехнулся и глянул на Люциана через плечо, мерзопакостно скалясь. С кухни раздался громкий вскрик и звон посуды: что-то упало.
– Ой, забыл сказать: физическая боль перетекает Рауху.
– Тогда и физическое удовольствие тоже, – Люциан ухмыльнулся и прижал дримхантера к стенке, но уже аккуратнее, однако не менее крепко. – Не всё ж тебе-то забавляться, а?
– С физическим удовольствием не сказал бы – я давно-о уже никем не интересуюсь, – прищурившись, Вальхейм фыркнул. – Всё-таки я был прав: ты просто эгоистичная шлюха. Раух, ты жить будешь? – он громко спросил, повернув голову
– Буду… – тихо выхрипел мужчина, уже смывая кровь с образовавшихся ран.
Люциан вмазал бы охотнику крепко, да только помнил теперь, что может причинить Венцеславу вред.
– Я не шлюха. Но я найду способ тебя обуздать, – и прошёл на кухню, нашёптывая про себя заклинания и возвращаясь к человеческому облику. – Венц… Тебе помочь?
– Водки принеси. И много бинтов, – Раух морщился, смывая кровь с резанной когтями кожи, а местами и саму кожу.
Моргенштерн покачал головой. Разрезал свою ладонь кухонным ножом, произнёс несколько заклинаний на языке огня и приложил рану к ранам мужчины. Это точно, абсолютно точно должно было помочь. Раух ощутимо вздрогнул и весьма хмуро посмотрел на мужчину нечеловеческими глазами. Моргенштерн прекратил кровообмен, позволяя ранам быстро затягиваться. В ответ на взгляд нечеловеческих последовал взгляд демонических, ярко-красных, с кошачьим зрачком, полный смешанных чувств.
– Меня будет тошнить, – предупредил Раух, закуривая сигару и садясь на табуретку, как-то странно сгибаясь в спине.
– Я тебя в туалет тогда отведу просто и всё. Или, если что, тут раковина. Теперь, если эти гады тебя покинут, ты точно не умрёшь. Слышишь? Никакой смерти в мою смену, – Люциан задумчиво втянул ноздрями сигаретный дым.
– Они такие же паразиты, как и ты, Люциан. Не покинут, – Раух выдохнул и зарылся свободной рукой в волосы, упираясь локтем в колено.
– «Паразиты»? Классно же ты меня обласкал, н-да. Я не знаю, что сделать, чтобы мы нормально взаимодействовали. Поэтому делаю всё. Всё, что могу и умею, и плевать, сколько сил на это уйдёт.
– Вы все мне трахаете мозг и нервы с одинаковой усидчивостью, знаешь ли.
– Если я попробую покончить с собой после того, как влил в тебя кровь, то умру на довольно долгий срок. Я устрою тебе покой, если ты его так хочешь, – грустно улыбнулся Люциан.
– Я лучше сам тебя убью. Так будет спокойнее.
– Убей.
– Не сейчас.
Люциан молча взял нож и резким движением рассёк предплечье вдоль, как раз перечёркивая татуировку. Венцеслав молча проследил за этим, а потом усадил демона на табуретку, сам сел напротив и стал обрабатывать рану.
– Ты уйдёшь, и я это сделаю, не старайся, – пообещал Люциан.
– Я хочу сделать это сам. Или ты против? – Раух посмотрел исподлобья, поскольку всё ещё протирал проспиртованной ватой порез.
– Я подожду с условием, что ты поцелуешь меня перед тем, как убьёшь, – Люциан отвернулся к стенке, уткнувшись в неё лбом, чтобы Раух не увидел, что демон плачет.
Моргенштерн ненавидел себя за чувства, потому что их не было до Венцеслава и демон вёл славную жизнь развратника и пьяницы, а теперь всё стало по-другому. Раух хмыкнул и ничего не сказал. Когда обработал рану, отправил одного из дримхантеров за иголкой. Когда тот вернулся, то вырвал у него один особенно длинный волос, вдел в иголку и стал зашивать рану. Демон некоторое время ещё по-девчачьи лил слёзы, но потом на месте шрамов снова появились имена всех легионеров. Большая рана резко и со скрипом затянулась. Глаза застелило чёрным, и остался только красный контур радужек и зрачков.