Володарь железного града
Шрифт:
Старых мытарей (прежде получив от них информацию) разогнал поголовно, заменив своими людьми, сидевшими в волостных центрах сбора дани. В отличии от старой, новая система не требовала постоянного присмотра и кучи надсмотрщиков с палками. Осенью открыл пункты сбора зерна от населения по оптовой цене, разом обнулив кормовую базу решал в виде посредников, барыг и старшин. Местные мафии пытались с «нехорошим» явлением бороться, но заканчивалось это обычно плачевно — конфискацией имения и выездом всей семьи в трудовые лагеря на три года, уж чего-чего, а работы хватало.
Сдавшие урожай (а заодно налог) селяне получали бумагу на право продажи зерна, небольшую скидку в осударевых лавках что уже открылись в «крупных» городах, а также в сплавных и разъездных амбарах. Скидку на помол зерна и его хранение. И главное,
Родовая община за сто лет выродилась, трансформировавшись в тягловую и работать с ней по ряду причин я не хотел. Вот что сделал: волости «нарезал» из десяти-двенадцати погостов. В случае обмана, например занижения валового сбора зерна, вся волость штрафовалась на десятикратную стоимость утаённого продукта. За информацию об обмане полагалась премия в пятикратном размере укрытого зерна. На самого виновника накладывался адский штраф в двадцатикратном размере, но не менее двух рублей. Поэтому селяне старались перебздить, чем недобздить и сдавали чуть больше положенного.
Небольшая, я бы сказал символическая сумма зернового налога. Внушительные бонусы от легальной реализации зерна, прозрачная и понятная система сбора, драконовские штрафы за обман сделали своё дело. Одного жита собрали более двух тысяч тонн, не считая того, что мы скупили в пуктах приёма. А то, что десяток другой родов показательно уехали в трудовые лагеря… Ну что же, сие неизбежная плата за налоговую дисциплину. Оставалась ещё одна приятная зацепка — князь имел право по своему усмотрению брать налог не только продуктами, но и трудом, в том числе ратным. С погостов и вервей я мог набирать в трудовые армии и дружину людей как в зачёт урожая, так и за плату роду зерном или серебром. В частности, посохи на работы в лето-осень было набрано три с половиной тысячи. Отроков и молодых мужиков в алебардисты, на постоянную службу, полторы. Кабальных холопов как своих, так и выкупленных у бояр и торговцев без разговоров снял с земли, пополнил ими острожки и трудовые лагеря.
Ах да. За крестьян на своих землях отвечали бояре и я туда пока не залезал, подготавливая толстую папочку компромата. По какой-то причине эти персонажи восприняли поблажки как мою слабость и ресурсы зажимали. Но ничего, они ещё не знают что я Боярскую книгу начал вести, кто да откуда и почему вотчину получил. Уверен, в этом шкафу обнаружится много скелетов.
С ремесленниками решил вопрос в лоб, введением патента. После реализации продукции искусники платили в казну небольшую фиксированную плату, равную в двадцатой части от продажной цены продукта. Собственно, патент представлял из себя лицензию на ограниченный выпуск какого-либо изделия. Например, тот же кузнец, получив бланк проставлял количество топоров, ножей, гвоздей напротив каждого пункта и далее мог свободно торговать ими на любом торге без налогов. Тамгу включали в общую сумму и выплачивали её заранее, чиновнику местного дерюги. Торговля без патента признавалась незаконной. После реализации, патент гасился и сдавался в торговый приказ. В остальном, система штрафов и проверок была аналогична хлебной. Мошенничество выявляли проверками и контрольной закупкой, через что я неплохо пополнял трудовые лагеря. При продаже на вывоз крупных партий копию погашенного патента отдавали покупателю кторую тот долже предьявлять на таможне. Само собой мелкая торговля корешками, грибами, пирожками и прочей мелочью народных промыслов налогами не облагалась. Им выдавался годовой или трёхлетний патент за чисто символическую сумму, нередко с оплатой натур продуктом и отсрочкой платежа. А как по-иному? Я прекрасно понимал — людей чтобы объять необъятное у нас нет. Поначалу хотя бы крупные потоки оседлать, а мелких предпринимателей пока будем приучать к порядку. Чтобы не плодить сущности батраки и подсобники от налогов освобождались полностью.
В княжестве открыли четыре новых рынка, аналогичных по функционалу тому, что я устроил в Новгородском княжестве. Никаких налогов для пришлых, кроме тамги. Никаких весчих, осмьчих, калачей задних, полозовых и прочего непотребства.
Понятное дело, хитрецов хватало. Однако система была выстроена так, что, если зерно или иной ходовой товар жуликоватый купец скупал без бумаг, он подлежал конфискации, а сам пройдоха отправлялся на отработку штрафа. Все эти тонкости тщательно «разжевывали» пришлым торговцам с демонстрацией фотографий «коллег» в цепях, работающих на благо отечества в трудовых лагерях.
Ничего нового я не открыл. Политика кнута и пряника стара как мир и работает как часы. Подделать наши бумаги при текущем уровне развития технологий невозможно, на тех не только серию и номер печатали, но и срок действия. Рынки и таможенные пункты уже связаны телеграфом, а в приказах (они временно базировались в Лещиново) вели единый реестр документов, организованный как массив рейтер-карт.
С бумагами мытари очень плотно работали. На типовых цветных бланках с впресованными нитями канители и водяными знаками вписывали информацию получая лицензии, патенты и паспорта. Да-да, сразу решил вводить главный документ в оборот. В паспортный листок (и карточку) заносили уникальный номер, антропометрию, вероисповедания, национальность, место жительства, возраст, имя и отчество, детей и жену, отпечаток пальцев, прозвище или род. Оставили место под фотографию, само собой шлёпали гербовую печать. Что ни говори, документы удобный механизм управления обществом и, хотя мы находились ещё в начале пути, уверен, справимся. Дело нехитрое.
Потребность в административном аппарате оказалось колоссальной. Несмотря на то, что загодя были организованы месячные курсы управления, батраков не хватало. Тем не менее приказов уже работало шесть, по каждому имелось даже развернутое и номерованное «Положение», входящее в единый кодифицированный реестр документов.
Разбойный приказ отвечал за правопорядок в городах и охрану рынков. Был составлен хитрый гражданский, административный и уголовный кодекс, включающий процессуальную и исполнительную составляющую. Например, долги кабальных холопов и прочих должников автоматически выкупались княжеской казной, а проштрафившиеся отправлялись в трудовые лагеря. Согласитесь, в них куда гуманней чем куковать в яме. Я запретил любые ссуды, даже между близкими родственниками в обход центрального банка. Ага был уже и такой, работающий на бумажных деньгах собственной эмиссии. Отделения банка находились при каждом рынке и принимали «металлические» вклады под десять процентов годовых, обслуживали транзакции между рынками, страховки и обмен валют. Так вот, ссуды были ограничены цифрой в пятнадцать процентов годовых и страховались в обязательном порядке, на что я отщипывал пару процентов. Ссуды, выдаваемые вне банка, были признаны незаконными. На первый раз виновникам грозил крупный штраф, во второй, оба участника сделки отпрявлялись на трудовую терапию.
Отменять холопство не стал, слишком резкий шаг. Пока лишь боярам запрещалось убивать и избивать кабальных холопов, продавать их куда-либо без разрешения князя и даже это ограничение вызвало бурную реакцию аристократии. Словно дрожжей в деревенский сортир бросили, прямо за живое задело. осбенно в свете точго что новых хлопов плодить было нельзя, любой штраф и недоимка компенсировались казной, а с преступником мы и сами разбирались.
Тюрьмы и ямы закрывались, как городские, так и частные. Преступники в полном составе отправились отбывать наказание в лагеря. Судопроизводство малость изменил. Главным вершителем правосудия являлся князь, который поручал ведение суда особым чиновникам, вирникам, имевшим право взять себе в помощники писца. Суды имели три инстанции. Правище — общинный суд в погостах и вервях, боярский суд, он действовал в пределах вотчины феодала и городские суды, выступавшие в современном понимании как суды первой инстанции. А собственно высшей инстанцией был суд Великого князя, то бишь моего дяди. И нафига мне такая петрушка сдалась?