Володарь железного града

Серебров Яр

На аверсе каждой серии отображался номинал цифрами, под ним название денежной единицы на латыни, по краю выбито империя Туле и отношение стоимости денежной единицы к другим. Присутствовала руна Fehu означающая скот, или имущество в более широком смысле. Например для золотой десятки выбитая по краю монеты надпись выглядела так: Aurum* Imperium Tule x 10 Аlpha= 60 Betta=240 Gamma = 3000 Delta= 6000 Еpsilon

Реверс монеты отражал логичный, по смыслу со всей серией, рисунок. Под центральным изображением чеканили знак весов, сбоку его дополняли подходящие к конкретной композиции элементы (ветки, звёзды, предметы). Стальная серия, животная. Звери шли по размеру и «значимости» — мышь, горностай, волк, медведь, мамонт. Животные, хорошо жителям Северного полушария. Бронзовая, морская — рыбы: осьминог,

осётр, акула-молот, нарвал. Часть номиналов стальных и бронзовых шла с дырками по центру, вариант для дикарских рынков. Серебро — растения: баобаб, лист клёна, ландыш, папоротник. Алюминий представлял стихию воздуха: колибри, сова, журавль, сокол. Только золото выбивалось из общего смыслового ряда. Аналог флорина получил на реверс герб СССР. Высокие же номиналы посвятил кораблям, торговым прежде всего, с вполне узнаваемыми атрибутами. Пятёрка — египетское судно с гребцами, червончик трирема. Тридцатка же была с хорошо развитым чайным клиппером на фоне символа сторон света и зрительной трубы. Более того, начиная с пятачка золотые альфы шли в капсуле из орг-стекла, а гурт у них был наборный — серия из двух букв и уникальный номер. Причём выбито было не символами, а штрихами, кодом Морзе. Эдакий водяной знак, ведь на утолщённые полоски гурта никто внимания обращать не станет, поди сообрази что здесь скрыта тайная метка.

Монеты выходили качественные. Никакого сравнения с кривыми, обрезанными, истёршимися денге и арабскими дирхемами. Земля и небо! Например, в серебряной серии использовали чернение[iv], полировку и двойной удар штемпелем. Для больших номиналов золота и алюминия — золочение, чернение, удары полированных штемпелей на полированных заготовках. Цифры на монетых крупные и чёткие, в стиле советских монет военного периода.

Первую партию весом за две тонны уже пустили в оборот на Бадожском торге. Отзывы гостей самые восторженные, кругляшки разошлись по рукам за полдня. Подождём малость, а после ещё пару интервенций вбросим. Главное, дождаться когда сарафанное радио весть о острове Туле за льдами Студёного моря разнесёт. Пусть поищут ха-ха-ха.

[i] Сайгак

[ii] Таллин

[iii] Медная монета Золотой Орды чеканившаяся со времён Бату. Весом два грамма.

[iv] ГГ вёл чернение золотых монет спёком сульфидов меди, серебра и свинца с добавкой хлорида золота. Операцию по чернению провели разом для всей партии. Монеты нагревали и опускали в протраву, после вынимали, сушили и промывали в растворе соды. Повторяем так пять раз. Флюсовали бурой с борной кислотой и промываем в растворе соляной кислоты. Наносим пульверизатором через трафарет лак для защиты и покрываем золото чернью через буру. Чернили и кое какие номиналы алюминия.

Анонимная денга Дмитрия Ивановича

Эволюция станков для чеканки (будет заклёпка)

Для чеканки монет были реализованы микро-линии с пневмо-автоматами. Ниже стоночек накатки гурта.

Остров Туле наверху, возможно за него принимали Шпицберген.

Глава 3

Листопад выдался дурным. Зарядившие ливни превратили и без того неспокойную Шексну в беснующийся поток мутной воды, веток и опавшей листвы. Пускаться в путешествие в это время не лучшее решение, но Горазду выбирать не приходилось. В Моложском княжестве рожь растёт слабо, неохотно и прокормиться с одной лишь земли тяжело. Особенно, когда семеро по лавкам с ложками сидят, вот и приходилось ему приторговывать рыбой, стерляжьей икрою и мёдом. Обычно путь на Бадожкий торг занимал у него три седмицы, бывало и месяц, но в этот раз дело обстояло по-другому. Дальний родственник жены, Борщ, ходивший кормчим у самого Глуховского князя, помог. Его осиновку[i] в устье Шексны подцепили к чудному княжьему кораблю с гребным колесом и споро тянули вверх по течению.

Реку было не узнать. Начиная от Борокского погоста большие и малые старицы перерезали широкие наволоки (каналы). На Собачьих пролазах и Волосовых горках устроили колёса в две косых сажени высотой из древа. И колесо то, вращаемое силою воды, тянуло насад канатами супротив быстрины. Пороги поменьше водоход проходил сам, зацепив вал по спущенному сверху канату. Осмь лошадей, сила! Борщ на правах хозяина показывал чудные механикусы с цепями.

Уразумел, аккурат аки белки у скоморохов на торге. И нет в сим волхования. А слухи то, слухи про то какие ходят! Один другого чудней. Вдоль берегов были устроены добротные причалы со складами, корчмой и туалетами — малыми избами, в кои нужду ходили справлять, об них Борщ первым делом меня предупредил. Сказывал, что ежели узрит кто, что я в лес побежал, мигом лодку отцепят. Людей князя в корчме кормили без всякой мзды, и мне с тех щедрот перепало. Хотя избы ещё пахли свежим лесом, гостей уже хватало. А почему нет? Кормят там добро, берут за постой недорого, охрана какая никакая имеется. Всяко лучше, чем в лодке ночи куковать. И ладно всё сделано, с умом. Дорожки круглыми пнями и камнем тёсаным выложены, канавы есм отчего даже в сильный ливень грязи не имеется. Чудин тута без счёта: очаги из уклада, скамьи и стулья заморские, палаты из ткани, что под дождём не мокнет, лампы по сто свечей…

Округ порога Кривец водоход на брег вытащили по лежням! А у Ивановой головы и вовсе страху натерпелся. Гляжу, а на камнях посреди реки мужики верёвками обвязавшись копаются. Удивился, но виду не подал, а едва порог прошли как бахнет! Аж подскочил. Обернулся, а там… Землица и камни до небес вознеслись, пыли округ… и лодку едва не перевернуло. Да и сам он едва в штаны не напустил от страху. Благо Борщ успокоил, сказывал не труси. Сие огненным зельем камень бьют дабы камень в реке убрать.

На следующей стоянке увидал и нити железные. Про них Борщ сказывал, что по ним на Онего-озеро вести отправляют. Ведовство и есть! Увидел Горазд как Шексну близ Ивановых порогов плотиной перекрыли, а в ней короб из древа устроили, куда разом заходило несколько насадов. Борщ сказывал, что сие шлюз. Мудреного в нём и нет ничего. Сперва, водоход заходит в ларь, врата за ним закрывают и через трубу воду запускают, отчего ладьи подымаются на осмь локтей. Опосля вторые воротины отворяют, выпуская суда на реку.

На шестой день прибыли мы на Бело-озеро, а тама шторма бушуют. И что выдумаете? Пока все гости к бережку жались, мой товар на водоход кинули, лодку к борту привязали и прямо в ночь пошли! Да не вдоль берега, напрямки. Кидало, швыряло, водою заливало. Однако же держались крепко. К утру уже в Ковжу входили, а спустя два дня подошли и к новому гостинцу. Борщ сказывал, чтобы азм не дурил и ехал сразу на новый торг князя тот, что поставили близ Немчинова волока. С весны мол, никто уже в здравом уме на Новгородские торжища не ездит. Оно и понятно, даже до Мологи слухи дошли, что тама мзды не берут, окромя тамги.

У причала на Ковже скопились десятки больших малых лодок, пристроилась и парочка пузатых ладей. Здесь то они со свояком расстались. Борщ назад отправился, но пару слов за него замолвил и выдал на руки какую-то зелёную бумажку. Причалив лодку, Горазд подошёл к кучковавшемуся у путей люду. На него внимания люди не обратили так как наблюдали куда боле занимательное зрелище с открытым ртом.

Состыкованные лесинами в осьм десятков локтей четыре телеги с грохотом скатились по лежням в реку окатив зевак кучей брызг. Одни хребтины и торчали, к ним то и подтянули насад, привязали, и по звуку рожка начали воротом тянуть на землицу. Ни людей, ни товар при том не сгружали. На лежнях чудной конструкции подцепили к циклопеду с четырьмя лошадьми, идущими по точно таким как на водоходе деревянным цепям, крутившим колёса.

— И что же выходит то? Енти громадины тако же утянут! — мужик с куцой бородёнкой активно жестикулировал, указывая в сторону торговых насадов. В пузе тама, товара кабы не на девять по ста пудов.

— Больше! — ответил кряжистый светловолосый собеседник, с рыжиной в бороде. Он с прищуром глянул на глубоко сидевшую в воде ладью, словно оценивая вес. — Поутру ладью Никифора тянули, а она поболее будет.

— Ведовство!

— Какое ужо ведовство то, Трофим? Окстись. Али не видал, из чего те телеги скованы?

— Скованы?

— Да. Уклада в них тыща пудов залощено. Азм в кузне работал, глаз намётан. И вона, — говоривший мужик наклонился, постучал по железной полосе на брусе, — видал? В палец толщины! Посему древо тяжелые ладьи и держит.

— Это же сколь злата…

— Ишь, аки глаза заблестели. Смотри, неправедно нажитое ребром выпрет. Думаешь, один такой умный? Вона, на прошлой седмице двоих татей враз закабалили. Гостинец то сей не Новгородский, а глуховского князя Мстислава Сергеевича.