«Волос ангела»
Шрифт:
– Когда нужен будешь, позовут, – оборвал его Хромов и снова поднял трубку тревожно звонившего телефона. – Слушаю… Что? Записываю… Да помедленнее вы, я не успеваю… Так. Принято.
– Мне в туалет надо, – неожиданно сообщил Антоний.
– Потерпишь.
– Не могу, начальник, я больше терпеть. С утра все терплю. Неудобно же будет к твоим руководителям с непотребными штанами идти? Или тебе в углу сделать?
– Чертова болячка… – раздраженный Хромов встал, открыл дверь. – Идем!
Антоний
– Картуз зачем?
– Может, у вас там дует, а я не люблю, когда сквозняк, – ухмыльнулся бандит. – Ну пошли, я готов.
Снова зазвонил телефон. Хромов метнулся к столу.
– Иди в конец коридора, я сейчас… Алло, дежурный слушает, – он прижал к уху трубку. – Да, я… Сейчас, пишу…
Антоний, немного помедлив, вышел в коридор. Заложив руки за спину и бросая по сторонам сердитые взгляды, пошел мерным шагом мимо сидевших на скамьях.
Одна из дверей, выходящих в длинный коридор, открылась. Оттуда, тяжело отдуваясь и кланяясь, вышел полный человек с красным, словно распаренным, апоплексическим лицом, держа в пухлой руке квадратную бумажку пропуска.
– Гражданин! – сурово окликнул его Антоний. – Подойдите!
Толстяк оглянулся: высокий мужчина в кожаном пальто и защитной кепке приказывал ему подойти. Грозно встопорщенные усы, суровый вид: явно какой-то начальник. За последние дни в жизни толстяка произошло столько всего, что лучше пока оставить свой гонор за дверями этого учреждения. И он послушно подошел.
– Фамилия? – спросил Антоний, боясь, что в любую минуту может выйти из дежурки Хромов, и тогда конец всему.
– Федорин. Порфирий Михайлович Федорин, – нэпман еще больше покраснел. Неужели его задержат, не позволят наконец уйти отсюда?
– Дайте ваш пропуск, я отмечу. Ждите тут. – Антоний ловко выхватил из рук Федорина листок пропуска и быстро пошел по коридору к выходу…
Греков, осторожно приоткрыв дверь, заглянул в кабинет Виктора Петровича.
– Можно?
– Заходи, заходи… – начальник, встав из-за стола, пошел навстречу ему и Черникову. – Рад увидеться с вами, Анатолий Николаевич, читал ваши статьи… Прошу, присаживайтесь. Я в общих чертах уже знаком с тем, что вы рассказали, но хотел бы сам с вами поговорить, кое-что уточнить, ну и поблагодарить тоже.
– За что? – изумился Анатолий.
– Как за что, за помощь.
– Да что вы, – смутился Черников, – разве это помощь? По-моему, каждый должен…
В кабинет, не постучавшись и широко распахнув дверь, быстро вошел Козлов. Лицо его было хмуро.
– Антоний бежал!
– Ты что? – привстал из-за стола Виктор Петрович. – В своем уме? Бежать из МУРа?
– Собрались
Виктор Петрович молчал, потрясенный услышанным. Черников сидел в кресле, готовый провалиться сквозь пол. Зачем ему пришлось здесь быть в такую минуту? Как, наверное, неприятно этим людям, занимающимся очень серьезным и опасным делом, знать, что здесь присутствует посторонний, да еще журналист, который может о них черт знает что подумать и написать.
Требовательно зазвонил телефон на приставном столике. Виктор Петрович снял трубку.
– Алло… Да, я… Здравствуйте… Спасибо, спасибо… Будем еще работать, пока не конец, нет… Да, еще раз спасибо. Всего доброго.
Бросив трубку на стол, нажал на рычаги, дав отбой.
– Митрополит звонил. Благодарил за поимку главаря банды… Коля, Федор, что же со всеми нами Хромов сделал, а?
Неужели все прахом, все зря – изнурительная работа с учетами, скрупулезное копание в старых, пожелтелых от времени бумагах, исписанных витиеватыми почерками царских чиновников; изучение множества томов уголовных дел; бессонные ночи в засадах, когда тревожное ожидание заставляет напрягаться каждый нерв и чудятся то шорохи, то шаги, то едва слышные голоса, а рука сама тянется к оружию?!
Неужели напрасны долгие разговоры с проходящими по делу свидетелями, так по-разному воспринимающими случившееся и так неоднозначно относящимися к тем, кто с ними беседовал? Да хотя бы тот священник: "Стоило ли все изменять?" Или старуха из богадельни, Мария Канищева, лежащая в больнице с тяжелой травмой черепа. Но она скорее пострадавшая, чем свидетель. А трагическая кончина Воронцова, смерть Кольки Психа, задержанный Фома, вполне искренне считающий себя идейным наследником анархистов? Сколько же людей втянул в себя водоворот событий, связанных с делом Антония? Десятки, сотни?
Ликвидирован притон Паучихи; взяли Татарина и его банду, закрыв навсегда трактир в тихом переулке недалеко от Сретенских ворот; нашел свою бесславную гибель в мусорном ларе бандит и убийца Яшка Пан; бьет на допросах поклоны и читает молитвы, притворяясь юродивым, старый серебряник Метляев; неумело изворачивается его сын Алексей, вытирая широкое красное лицо большим носовым платком…
Неужели все это зря, если удалось бежать, так нагло и дерзко, Николаю Петровичу Назарову, прозванному среди уголовников Святым Антонием?