«Волос ангела»
Шрифт:
Антоний решил больше не тянуть: кончать всех разом – и в сторону. Хватит, пожил в Первопрестольной и Белокаменной, пора податься в другие места, где его никто не знает и даже не подумает искать. Велика Россия, слава Богу, есть и Нижний Новгород, и Самара, и Царицын – богатый торгово-промышленный город с рыбными промыслами, пароходами, бахчами, баржами, полными отборного донского зерна. Правда, там полно рабочих, а вокруг живут казаки – люди суровые, недоверчивые и смелые. Ну, да можно и еще что приискать. Ростов, например. Чем плох городок? В сухую
Или податься в Киев? Там лавра, множество церквей, цветут по весне на бульварах каштаны, широкий Днепр; а чем хуже город Харьков или Вятка, Пермь, Смоленск – найдется куда поехать, было бы на что.
Но надо и здесь дела довести до конца. Золота и прочего добра – прорва, но все добытое запрятано им в надежных местах. Привезет сейчас Пашка цыганку и Пана, надо поехать с ними к офицеру домой, а там разом кончить и его, и цыганку. Жалко, конечно, Ангелину, красивая баба, грех такую молодую красу сгубить, но уж слишком много она знает, а между своей и ее головой выбирать нечего.
Придется, видно, заставить Пашку Заику Пану помочь с ними управиться – Пан хоть и дока в этих делах, а сразу двух убивать тяжко: как бы не заорал кто из них, жизни-то лишаясь. После Яшку проводить… на тот свет. И здесь Пашка поможет, а золото, что Пану за кровавую работу заплатил, вернется. Следующим пойдет на свидание к святым угодникам Губарь – кучер лихого выезда, на котором катались на дела. Не дурак ведь старикан, поймет, сколько душ на совести у Яшки Пана, а зачем ему с таким понятием дальше жить? Вот и будет кругом пустота. Останутся только Банкир и Юрий Сергеевич.
Эти – на последнюю очередь. Придется самому вместе с Павлом грех на душу взять, а потом кончать и Пашку…
Антоний прошелся около церкви, покурил. Что-то долго нет Заики с цыганкой и Паном: по времени уже пора бы им быть здесь. Неужто Пашка решил посидеть с цыганкой и Яшкой Паном в кабаре? Стоит его поучить, коли так, – дело, оно прежде всего, напиться всегда успеешь.
Николай Петрович достал часы, щелкнула, откинувшись, крышка. На полчаса опаздывают, сволочи! Не понимают, что ли, как неудобно ему торчать столбом в самом центре города?
Да, еще ведь есть мальчишка, Исусик. Ну, это совсем просто – Заика придушит ночью подушкой вместе с хозяйкой, но потом, сейчас куда спешить? Первое – офицер и цыганка.
Ну что же там стряслось, почему их до сих пор нет? Сколько можно вот так выхаживать из стороны в сторону, меряя шагами фасад церкви?
Наконец-то! Пашка Заика идет по улице торопливо, часто оглядываясь. Почему он один – где рысак, запряженный в коляску с Губарем на козлах, где Яшка, цыганка? Нехорошее предчувствие спазмом сжало горло, тянущей пустотой отдалось в животе.
Антоний отступил за угол, поглядывая, не идет ли кто за Павлом. Никого. Дождавшись, пока тот поравняется с ним, тихо окликнул:
– Иди сюда…
Пашка вздрогнул, рука метнулась к карману, но, узнав главаря, немного успокоился и, оглянувшись назад, шагнул
– Б-беда!.. – Заика вытер мокрый рот тыльной стороной ладони. – В-всех повязали!
– Где? Кого?
Схватив его за ворот пиджака, Антоний увлек Пашку за собой в темный проход за церковью. Прижал к стене, уперся немигающим взглядом в потное лицо подручного.
– Ну, не тяни! Что?!
– Там… В «Нерыдае»… – Пашка перевел дух, перестал испуганно заикаться. – Пана легавые засекли.
– Ушел?
– Вроде… Губаря шлепнул, когда убегал.
– Молодец! – усмехнулся Антоний: одним стало меньше, не разболтает теперь ничего старичок. – А цыганка?
– Хотела выскочить с толпой. Все на выход ломанули, как стрелять начали, да ее прихватили.
– Сам не засветился?
– Нет, я подошел, когда шарманка на полную крутилась: милиция бегает, Губарь лежит, вытянувшись под ногами у жеребца. Видел, как Ангелину повели. Издали глядел. Кругом болтали, что Пан через сцену утек. Может, не возьмут они его, а? Отобьется?
– Возьмут, не возьмут… Чего сейчас гадать? – зло сплюнул Антоний. – Откуда только пронюхали?! Давай ловить извозчика и пулей к офицеру. Кончать его надо. Цыганка на него на первого выведет.
– Ага, ага… – понимающе закивал Пашка. Выбежал на проезжую часть улицы. Быстро поймал лихача.
Антоний, внимательно осмотревшись по сторонам, вышел из своего укрытия, впрыгнул в коляску.
– Гони на Ордынку. Полтина сверху! Там покажем, где остановиться.
Извозчик стегнул рысака. Погнал к Манежу, к Моховой, чтобы через мост проскочить в Замоскворечье.
Устроившись поудобнее на сиденье коляски, Антоний, взяв под локоть, притянул к себе Пашку, наклонился поближе к его уху и под мерный топот копыт по мостовой прошептал:
– На тебя только и надеюсь, Паша… Если вдруг Пан объявится, сразу в бок ему ствол и нажимай на курок… Да раза три нажми, живучий он, падла…
У Диомида телефона не было. Выйдя от него, Черников заглянул в ближайший крупный магазин и, попросив разрешения позвонить, набрал номер кабинета Грекова. Трубку не снимали. Полистав пухлую, как у каждого журналиста, записную книжку, Анатолий нашел номер телефона дежурного по МУРу.
– Здравствуйте, мне бы Грекова разыскать.
– Позвоните завтра… – и короткие гудки.
Стоя на улице, газетчик задумался. Пойти сейчас к Федору домой? Нет, не годится, время еще довольно раннее, а Греков вернется с работы наверняка поздно. Сидеть, ждать, разговаривать с его мамой? У нее тоже есть свои дела. Она, конечно, начнет хлопотать, угощать его чаем с вареньем, еще прошлогодним, из старых запасов, почти несладким от недостатка сахара. Он будет слушать ее немудреные рассказы о житье-бытье, пить чай, стакан за стаканом… Нет, не годится. Лучше заглянуть к Федору позже, чтобы застать его наверняка – приходит же он домой, в конце концов?! А откладывать на завтра дело, о котором он хотел с ним поговорить, не стоит.