«Волос ангела»
Шрифт:
Яшка прошелся по номеру, отодвинув штору, осторожно выглянул в окно: второй этаж, можно спрыгнуть – надо только чуть пройти по карнизу и перескочить на крышу над люком, через который принимают продукты или уголь. Хорошо, что окно выходит в пустынный двор, видна помойка, большие мусорные лари из крашенных в коричневый цвет досок, неровные штабеля пустых ящиков; в стороне, слева – полуоткрытые ворота, ведущие на улицу. Жалко, что из двора можно ускользнуть только через них. Ничего, отсидится здесь – кому придет в голову искать его в «Савое»? Всего
Пан подошел к платяному шкафу, открыл дверцу. Небрежно выкинул из него аккуратно развешанные на плечиках костюмы связанного Федорина. Рубашку можно оставить свою, а вот костюмчик стоит поменять.
Прикинул на себя один: пиджак был широковат в талии и длинен в рукавах. Отъелся, боров! Значит, и брюки не подойдут, хотя их можно пристроить на подтяжках. Или не возиться?
Оставив на время вываленную из шкафа кучу одежды, Яшка подошел к раковине умывальника, взял бритву, попробовал лезвие на ногте. Удовлетворенно хмыкнув, заправил за ворот рубахи полотенце и стал намыливать лицо. Повел бритвой под носом, сбривая усики. Обтерся, разглядывая свое отражение в зеркале. Вроде ничего – собственное лицо без усов показалось ему каким-то чужим, сильно изменившимся.
Через зеркало было видно Федорина, лежавшего на полу, – он пришел в себя и с немым ужасом уставился на Яшку Пана выпученными от страха глазами. Склеротические жилки на его носу стали фиолетовыми, а лицо приобрело нездоровый, свекольный оттенок.
"Хватит еще кондратий, – равнодушно подумал о нем бандит, – или обделается со страху. Сиди тут потом в вонище…"
– Не бойся, пока не трону… – бросил он Федорину, снова принимаясь за сваленные в кучу пиджаки и брюки.
Наконец нашелся достаточно узкий черный сюртук в тонкую светлую полосочку. Примерив его, Пан остался доволен. Остальное – к черту!
Заметив на небольшом столике около кровати батарею бутылок, он перебрал их, разглядывая этикетки. Все больше сладкие вина – хотел, видно, Порфирий Михайлович побаловать свою дамочку. Что же, добаловались. Ага, оказывается, есть и водочка.
Налил себе полстакана, залпом выпил, почувствовав, как жгучая влага теплой волной покатилась к желудку. Через несколько минут стало легко на душе, и все показалось осуществимым.
Раздвинув шторы, тихонько, стараясь не издавать громких звуков, он приоткрыл окно – на всякий случай.
Удовлетворенно отдуваясь, Яшка Пан присел на низкий пуфик, закурил, рассматривая связанного нэпмана.
"Погулял без присмотра супруги? Теперь, небось, всю оставшуюся жизнь будешь как миленький за ее юбку держаться. Потаскают теперь тебя, голубчика, в уголовку, потаскают. Будут там кишки на стул наматывать: почему, как да отчего… А меня им не найти – сегодня же уеду!"
В коридоре послышались шаги, в двери номеров начали стучать. Голосов не разобрать, но тон по-хозяйски требовательный, жесткий.
Злорадные мысли о нэпмане и ожидающих его неприятностях разом улетучились. Напрочь
– Откройте, уголовный розыск… Извините, позвольте осмотреть ваш номер… Нет, ничего… Еще раз извините, гражданин…
Это через номер от него! И звяканье ключей – видно, взяли запасные, зачем же добро портить, двери ломать?!
Сейчас дойдет очередь и до его номера. Не откликаться, когда постучат, а потом, как только откроют дверь, – сразу из двух стволов! В упор. И бегом по коридору…
Куда? По какому коридору? Милиционеров там, наверное, не один и не два. Выследили, черти, или догадались, куда он нырнул? Какое это теперь имеет значение?
Яшка Пан вскочил на подоконник, распахнул раму окна, осторожно ступил на карниз. Так, теперь потихоньку к навесу. Шаг, второй. Вот он, родимый.
Железо грохнуло под ногами, когда он спрыгнул. Пан присел, скатился по пологой крыше навеса к краю, не примериваясь, сиганул вниз.
Упав на четвереньки, быстро вскочил и, не чувствуя боли в ушибленном при падении колене, захромал к приоткрытым воротам.
Поздно! Там, у ворот, темные фигуры. Идут сюда.
Может, еще не все? Может, удастся уйти? Перехитрить их, спрятаться?
Пан, быстро откинув крышку ларя для мусора – плевать на мерзкий запах, – перевалился через край, протянув руку, опустил крышку, затаился, прижав к щели в досках ствол браунинга…
Шкуратов медленно шел по двору гостиницы, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Бандит явно выпрыгнул из окна – успели заметить его мелькнувшую тень, но выбежать через ворота – единственный путь на улицу – он не успел. Значит, где-то здесь прячется.
Гена, оставшийся за старшего, после того как Грекова срочно вызвали и приказали отправиться с группой на Ордынку – объявились какие-то бывшие офицеры в этом деле, – шел первым: уже сложившаяся традиция МУРа – старший в самом опасном деле идет первым. Такова его привилегия – первым встретить опасность, первым отвечать за порученное дело, первым принимать бой с врагом. Других привилегий нет…
Поравнялся с большим ларем для мусора. И тут грохнул выстрел! Не выдержали нервы у Яшки Пана. Пуля сшибла фуражку с головы Шкуратова.
Второго выстрела, который уложил бы его наповал, Гена ждать не стал. Автоматически сработала приобретенная за годы Гражданской войны и борьбы с бандитизмом привычка отвечать выстрелом на выстрел. Мгновенно развернувшись, он всадил в ларь несколько пуль из нагана. Полетели щепы от досок.
Держа оружие наготове, он подошел, откинул крышку мусорного ящика. Внутри, скорчившись, застыл Яшка Пан, отбросив в сторону руку "с длинной линией жизни на ладони".
– Вот он, Пан!.. – коротко сплюнув себе под ноги от невозможности сдержать презрение, сказал Шкуратов подбежавшим товарищам. – Жалко, живым не взяли. Но – законный конец, на помойке, в мусорном ящике…