Волшебница Вихря
Шрифт:
Я ошиблась, перепутала слова, и упала. Сверху снова навалился камень, но теперь он не просто давил меня о песок, но и врастал в кожу, словно мы становились частью скалы. Больно, страшно, невыносимо! Как будто я не могла больше владеть своим телом, как будто даже душа каменела вместе с ним. И лишь когда хлынул дождь, я обнаружила, что лежу плашмя у самых волн. Голос ведьмы растворился в тумане, ощущение присутствия развеялось. Я была одна на берегу, и поднялась, крепко сжимая меч, который, оказывается, всё время держала в руке. Неужели кончено? Неужели она ушла? Тишина была оглушительной.
Я села на песок, спрятала лицо в коленях и расплакалась. Эту битву я выиграла,
Как оказалось, моя тюрьма была небольшой и холодной: остров с несколькими деревьями, невысокой скалой в середине и маленьким ручьём, что рождался средь камней. Можно было попробовать соорудить укрытие у валунов, но я нашла лучшее пристанище: дупло в огромном штормовом дубе. Оттуда и берег было хорошо видно, и можно было согреться, не тратя на костёр драгоценные ресурсы. Однако соорудить сигнальный огонь следовало в первую очередь. Неважно, что говорила ведьма, мимо вполне мог проплывать корабль.
Я потратила полдня, стаскивая все более менее подходящие ветви и даже прутья. Какое счастье, что со мной был грозовой клинок! Он и пламя создаст, и согреет, и защитит. И, конечно, амулет непогоды, что дал мне Влас. Его трепет возрождал надежду.
Но главное, что ведьма была ещё жива, а, значит, Влас не вернулся в Ненастье и не сразился с ней. Он не стал драконом. Мы не умерли. Это были лишь мои воплощённые страхи, столь прочные, что из них вышла жуткая глава призрачной книги. Что же я должна была писать теперь? Какие обережные узоры класть? Мне в голову не приходило ничего путного.
Первые несколько дней дались мне трудно. Я почти не ела, тревожно спала и то и дело смотрела на океан: а вдруг корабль? Потом пришлось выйти на охоту, и, слава богу, я смогла поймать нескольких крабов, которых зажарила на маленьком костре.
На островке росли кусты с неведомыми ягодами, но я так и не решилась пробовать их. Из всех растений мне был знаком только дуб и трава, но на дереве не было желудей, а есть жёсткие стебли было бесполезно. Так и пришлось рыбачить да охотиться, надеясь, что этого хватит для поддержания сил.
Через две недели мутного существования я, наконец, придумала, как поступить. Влас говорил, что близость укрепляет духовную связь, а это означало, что мне можно было попробовать прийти в сон мужа. Конечно, я никогда прежде так не делала, и глупо было надеяться на быстрый успех. Не зная, с чего начать, я просто думала о супруге постоянно, и перед сном представляла его, наш дом, наши прежние разговоры и мечты. И справилась. Правда, только спустя месяц упрямых изнуряющих попыток.
Мне привиделся не берег моря, а незнакомая горная долина, где средь путаницы ручьёв прятался маленький каменный дом. Я долго спускалась по небесным ступеням, а потом долго шла сквозь густые травы, и добралась до жилища только к ночи. Незнакомые синие звёзды холодом укрыли низкую кровлю, ветер играл погремушками колокольчиков. Я поднялась на крыльцо, тронула дверь, и вошла в единственную комнату, посреди которой стояла большая кровать. И на ней, под толстым одеялом, словно укрытый белыми снегами, спал Влас.
Не передать словами, как обрадовалось моё сердце при виде любимого! Словно прилила к нему вся горячая кровь, а потому конечности мигом стали холодны и невесомы. У Власа было всё то же загорелое лицо, серебристо-чёрные пряди и густые тёмные ресницы. Он крепко спал в своём сне, и я
Однако было не так просто добраться до человека, когда он погружён в сновидение. Наверное, у каждого имелась эта защита — почти прозрачное, плотное поле, в которое я раз за разом упиралась. Хорошо, что спустя время до меня дошло, что нельзя брать с собой лишнего. Так я избавилась сначала от меча, потом от одежды, потом убрала из волос заколку, сняла с шеи даже амулет, подаренный любимым, и постаралась опустошить мысли и сердце.
Удивительно, но это помогло. Стеклянная стена пала, и я, трепеща, приблизилась к светлому ложу. Мне хотелось заговорить, но всё тот же внутренний голос подсказал, что так я сделаю только хуже. Оставалось только одно, самое верное решение. Я легла рядом, голым телом прижимаясь к тёплой мужской спине. Обхватила его руками, ногами, прижалась грудью, губами коснулась затылка. Мне хотелось целовать его бесконечно долго, обнимать так крепко, чтобы наши дыхания стали одним. Я погладила его живот, коснулась бёдер и боков, потом провела пальцами вдоль позвоночника… Влас выдохнул и пошевелился.
— Пожалуйста, проснись! — прошептала я ему в ухо. — Хотя бы на несколько минут останься здесь, со мной! Ты сильный, ты сможешь…
Мужчина открыл глаза и резко повернулся ко мне. Взгляды наши встретились, и я улыбнулась ему, чувствуя, как дрожат в горле слёзы. Но плакать было нельзя, не время было поддаваться печали. Влас недоумённо нахмурился, но, когда я коснулась его щеки, не отпрянул.
— Кто ты? — спросил он, будто не видел моего лица.
К такому я тоже была готова.
— Та, что любит тебя всем сердцем. Твоя жена, которую ты забыл!
— Разве я могу помнить ту, которой не было? — пробормотал он, и я трудно сглотнула.
— Я потеряна, Влас, и не могу рассказать тебе, где томлюсь, ибо не ведаю этого. Но ты вспомнишь меня обязательно. Может, спустя долгое время, или после пробуждения, или через десять лет. Я буду ждать. Обещаю, я дождусь. Я не предам своей клятвы, и буду принадлежать тебе, даже если нам не суждено больше увидеться в этой жизни…
Я склонилась и поцеловала его мягко, но настойчиво, и он спустя несколько мгновений приоткрыл губы. Я не вынуждала его принять эту ласку, Влас захотел сам. Руки его обхватили мою талию, сжались… Он прошёлся пальцами по всему моему телу, изучая сосредоточенно, внимательно, нежно… И вдруг перекатился, прижимая меня к постели, и подарил знакомый, жадный поцелуй, хотя и не такой ласковый, как прежде. Он не вспомнил меня сердцем, но его тело меня помнило. Я развела ноги, выгнулась, умоляя его поспешить, и Влас медленно вошёл, напряжённо вглядываясь в моё лицо.
— Ты моя?
— Я твоя и всегда буду принадлежать тебе, — отозвалась я, задыхаясь. — Ты знал меня. Знаешь меня. Узнаешь…
Он двинул бёдрами, оказываясь глубже, и я закусила губы. Пусть это всего лишь сон, он был так прочен и ярок, что не хотелось просыпаться вовсе.
— Можно я останусь с тобой? — прошептала я.
— Можно, — разрешил Влас, и пальцы наши переплелись.
Так неспешно, и так долго, и так ощутимо прекрасно. Моя любовь была по-прежнему сильна, и я была сильной ради неё. Я целовала лицо любимого, ласкала его волосы, смотрела в его глаза — такие знакомые, полные моря и звёзд. Я была сверху и упиралась ладонями в его грудь, или он был позади, крепко сжимая мою талию… А потом мы стояли лицом к лицу, целуясь в дрожащем полумраке и постепенно исчезая…