Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
– Я-то говорила, что он не опасный… и Людочка, опять же, от него не отходит. Хорошая девочка, только бедная… ну да бедность – не порок… так вот, она за продуктами, стало быть, сходила. А потом и Николай объявился…
– Николай? – Кирилл определенно был удивлен.
– А то… ты ж знаешь, память у меня хорошая… я его видела пару раз всего, но узнала.
– И когда он…
– Да утром. Людочка как раз ушла…
– Погодите, – Кирилл прервал рассказ, – Людочка на ночь оставалась?
– Так… как обычно… она частенько тут ночует. Ты уж не серчай
Кирилл кивнул. Выглядел он донельзя озадаченным. Да и Жанна… Как-то вот странновато выглядела подобная забота.
– Антонина Петровна, – вкрадчиво поинтересовался Кирилл, наклонившись к самому уху консьержки, – а вы больше ничего мне рассказать не хотите?
– Про… Людочку? – уточнила та.
– Про Людочку…
– Сердишься.
– Нет, Антонина Петровна! – Кирилл вздохнул. – Чего на вас сердиться-то?
– Ну… что не сказала… ты ж мне платишь, чтоб я за братцем твоим приглядывала. – Антонина Петровна сложила спицы и в кулаке их зажала, точно собиралась Кирилла ткнуть. – А я недоглядела… только вот, ты уж извини, Кирилл… но больно ты к нему строгий. А я тебе так скажу…
Выглядела старушка весьма воинственно, и Кирилл отодвинулся. Просто на всякий случай, а Жанна не сумела сдержать улыбки.
– Ему не доктор нужен, а баба нормальная, которая сумеет и с головой управиться, и вот с этим, – Антонина Петровна щелкнула пальцем по морщинистому горлу. – Я-то, чай, поболе твоего пожила, много повидала. И все эти ваши болячки, они от дури большой и от неустроенности. Что Игорек? Сначала мамаша его, профурсетка профурсеткой, вечно где-то там в вышинях витает, никогда не поздоровается даже. А потом и вовсе один, бобыль бобылем… вот и запил. Конечно, депрессия будет.
Непривычное слово Антонина Петровна проговорила по слогам.
– И вы его лечите-лечите, да не вылечите… вон небось, когда Людочка рядом, он и цветет. И мужик нормальный… И кому от того плохо? Никому. Чай взрослый, сам решает…
– Антонина Петровна, – прервал разглагольствования Кирилл. – Игорь, если вы не запамятовали, ничего сам решить не способен. Он не вправе совершать какие-либо сделки, подписывать документы… и в брак вступать.
– Вот! – Антонина Петровна выставила спицы. – Оттого и молчала! Вам-то, понятно, Людочка не по нраву. Не вашего она полету птица. Я ей, когда заприметила, как она на Игорька смотрит, это и сказала, что, мол, осторожней, непростая семейка… Только когда мы, бабы, про осторожность думали, ежели влюбленные…
– А она влюбленная?
Кирилл поинтересовался таким тоном, что Жанна сразу поняла: во влюбленность он не верит ни на грош.
– Влюбленная, – убежденно заявила Антонина Петровна. – Очень Игорька любит. И смотрит за ним хорошо. И ей он как человек
Антонина Петровна распалялась и краснела, выплескивая давние обиды. Верно, крепки они были, оттого и пожалела она Людочку в ее стремлении связать судьбу с богатым парнем. И прикрывала роман, молчала не потому, что не видела, а потому, что не хотела, чтобы выгнали бедную.
– Вот и жили бы себе!
– Стоп! – рявкнул Кирилл и выдохнул, переводя дух. – Кто и с кем жить будет, это мы потом разберемся, если вообще кто-то жить будет… Когда Людочка ушла?
– Утром.
– Когда утром?
– Так… в половине десятого. Ей мамаша ее позвонила, чтоб младшенькую в поликлинику свела… а к обеду как раз и быть обещалась.
– Это она вам сказала?
– А то… Людочка – девочка добрая, просила очень за Игорьком приглядеть, чтоб, значит, из квартиры не выходил. Сказала, что он работать сел и, значит, надолго… а она скоренько обернется.
– Скоренько… – эхом повторил Кирилл. – А Николай во сколько пришел?
– Так… в десять. Нет, начало одиннадцатого было… Со мной не поздоровался даже! – пожаловалась Антонина Петровна. – Гордый. Все ваши гордые, уж извини старуху за прямоту.
– Это верно, – отозвался Кирилл, думая о своем. – А во сколько он ушел?
– Так аккурат перед вашим приходом. Вылетел, что пробка из бутылки… нервовый… Думаешь, он Игорька отравил?
– А с чего вы решили, что Игорька отравили?
– Так не сам же! – Антонина Петровна сказала это с искренней убежденностью. – Он сам смерти боялся. Мне как-то поведал, что после матушки… он же ее нашел, а тогда, помнишь, жара стояла… Игорек уезжал на два дня… вернулся, а тут, значит, горе такое… воняло… вот он поглядел, чего с ней стало, и сильно в волнение пришел… и потом уже, когда с ним эта самая депрессия приключилась, все мне плакался. Сидел тут и рассказывал что про жизнь свою, что про матушку, что про смерть, которая приключится со всеми… и что очень он умирать боится. Николай это. Больше некому. – Антонина Петровна взялась за спицы.
– И что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался Кирилл, выбравшись из подъезда.
Лето. Жара. И странно, что лета этого от силы месяц остался, что пройдет оно быстро, сменится осенью, а та – зимой…
– Николай, – без малейшей уверенности сказала она. – Или Игорь. Или…
– Людочка, – подхватил невысказанную мысль Кирилл.
– Но зачем ей?
– Не знаю. Но съездим… поговорим… только сначала заглянем в детскую поликлинику.
Вопросов Жанна задавать не стала.