Воронцов. Перезагрузка
Шрифт:
Зорька тут же взвилась на дыбы с обиженным ржанием, будто её за живое задели. Митяй с перепугу прыгнул в сторону, сжимая в кулаке драгоценные волосы.
— Видите? — потряс он вырванными волосками. — Говорил же, что лягнуть может!
— Но ведь не лягнула, — философски заметил я, разглядывая трофеи. — Митяй, ну каких-то три жалких волосины! Ты давай придерживай у основания так, чтобы ей было не больно, и отрывай аккуратно. Вот и не лягнет.
Митяй неуверенно кивнул и, осторожно погладив лошадь по шее, успокаивая её ласковыми словами, принялся за работу с удвоенной осторожностью. Зорька фыркала и переступала с ноги на
В итоге у нас была целая охапка конского волоса — тёмного, жёсткого, но на удивление прочного. Теперь предстояло самое сложное — сплести из него что-то похожее на плетёнку.
Плетение же превратилось в какой-то фарс. Мои пальцы путались в волосах, будто в паутине, сплетённой пьяным пауком. Косичка расползалась, едва я пытался её затянуть. А когда старался сделать потуже, то опасался, что просто оборву волос и придётся начинать сначала. Проклятая работа давалась мне с трудом — в современном мире таких навыков просто не требовалось.
— Барин, — Митяй, наблюдая это безобразие и переминаясь с ноги на ногу, робко подал голос, — может, давайте я попробую?
И протянул руку, словно прося разрешения помочь неумёхе.
— Да ради Бога! — я с облегчением передал ему то убожество, которое получилось у меня.
Тот взял конский волос и стал плести — именно плести, а не то жалкое подобие, что до этого изображал я. Его пальцы прямо-таки двигались гипнотически, словно сами знали, что делать. Переплетали, закручивали, завязывали узлы с такой лёгкостью, будто всю жизнь только этим и занимались. Я стоял и смотрел на это, как завороженный.
В итоге минут через десять у наших ног лежала довольно неплохая плетёнка — прочная, ровная, красивая. Прикинул — метра два с половиной, может, и все три получилось.
— В детстве лапти плёл, — сказал Митяй скромно, слегка покраснев от смущения.
А мне только оставалось грызть локти от зависти к этому простому крестьянскому умению, которое в моём времени было бы музейной редкостью. Какие же мы, городские жители, оказались беспомощными без своих технологий!
Тут мне в голову пришла ещё одна идея. Я пошёл в дом и стал перебирать то, что мне дали в сундук и в баул из родительского дома. На глаза попалась шёлковая рубаха из алого шёлка, расшитая золотыми петушками. «Машка бы оценила», — усмехнулся я мелькнувшей мысли, и принялся рвать шов под мышкой. Нитки же сопротивлялись, как юристы при увольнении. Откуда эти мысли у меня? Память упорно подбрасывала обрывки прежней жизни, словно насмехаясь над моим нынешним положением.
— Эх, матушка, пусть и не моя — бормотал я, осторожно распуская узорчатый рукав, — твои предки в моём времени в гробу переворачиваются.
Митяй, зашедший в дом за какой-то мелочью, остановился как вкопанный и наблюдал за этим вандализмом, крестясь чуть ли не каждые три секунды. Глаза его округлились так, будто он видел, как я жгу иконы.
— Барин, да что же вы… — начал было он, но махнул рукой.
— Всё я правильно делаю, Митяй. Из этого добра выйдет куда больше толку.
Зато из распоротого подола получились нити длиной в три моих роста. Шёлк оказался на удивление прочным — видно, в те времена умели делать вещи на века. И что скорее всего — это был самый настоящий импорт — китайский. У меня довольно хорошо получилось сплести плетёнку косичкой, причём очень даже быстро — не то что с конского волоса,
— Крепко, — одобрительно хмыкнул он. — Не порвётся.
— Так, теперь крючки, — объявил я, и мы направились в сарай.
Долго рылись на столе и по углам среди всякого хлама. Паутина лезла в лицо, пыль щекотала в носу, но поиски увенчались успехом — на глаза попался железный прут в одном из ящиков. Прям сыромятина! Поставив на стол наковальню и этим же прутом нарисовав на земле будущий эскиз крючка, я взял молоток и стал выгибать конец прута.
Получилось истончить и изогнуть его так, в общем-то, как мне было нужно, хотя результат выглядел весьма сомнительно. Одна заготовка напоминала вопросительный знак, а вторая — серп луны. Руки, привыкшие к клавиатуре и компьютерной мыши, явно не предназначались для кузнечного дела. Хотя, в детстве, в деревне, я даже помогал местному кузнецу, который давал мне мелкие поручения.
Митяй снова в своём репертуаре скромно проронил:
— Позвольте, барин, я поправлю немного, — снова предложил он, глядя то на мой корявый эскиз, то на то, что я держал в руках.
Я с облегчением протянул Митяю молоток, и тот довольно сноровисто стал постукивать им по тому убожеству, что получилось у меня. Под его умелыми руками кривые железяки начали приобретать правильную форму. В итоге четыре крючка вышли хоть куда — каждый как аккуратный полумесяц с бородком, ровный и почти острый.
— Закалить надо, — вспомнил я уроки труда из далёкого детства. — Огонёк бы развести.
Тут же, в сарае, Митяй нашёл всё для этого необходимое — кресало и кремень.
Костёр развели недалеко от колодца, на всякий случай. Подождав пока он разгорелся, и угли разогрелись до ровных, ярко-красных, горячих углей без сильного открытого пламени. Положили заготовки наших крючков в самую сердцевину пламени, придерживая их клещами, которые тоже взяли из сарая.
Когда заготовки раскалились от однородного ярко-вишнево-красного до оранжево-красного свечения, я быстро перекинул их в лохань с водой. Вода зашипела и забурлила, поднимаясь паром. Первый же крючок, брошенный в лохань, лопнул с мелодичным звуком — будто струна порвалась.
— Да вы же его перекалили! — воскликнул Митяй, хватаясь за голову. — Как стекло хрупкий стал!
— Всё-то ты знаешь, — покачал я головой, но без упрёка.
Вторая и последующие попытки дали кривоватый, но всё-таки удовлетворительный результат. И было видно, что железо закалилось и стало более прочным — теперь крючки не гнулись под давлением пальцев.
На радостях мы чуть не плясали вокруг костра, как какие-то дикари. И как назло, в этот самый момент из-за угла дома вынырнула Аксинья с вёдрами на коромысле.
Увидев нас, чуть ли не танцующих у костра с раскрасневшимися лицами, она остановилась и пробормотала себе под нос:
— Белены объелись, что ли?
Мы смущённо переглянулись и рассмеялись, представив себя со стороны. Аксинья покачала головой и пошла к колодцу, но я заметил, как уголки её губ дрогнули в попытке скрыть улыбку.
— Так, Митяй, а сейчас у тебя очень важная миссия, — сказал я, отложив в сторону заготовку самодельной удочки.
Глава 8