Воронцов. Перезагрузка
Шрифт:
Пока копали, завёл разговор:
— А что у вас в округе есть-то? — спросил я Илью.
Тот посмотрел на меня удивившись еще больше. Даже переспросил:
— Простите, Боярин, что значит, что есть?
— Ну, реки там, озёра, болота, лес вот этот, — махнул я рукой в сторону темнеющей стены деревьев, поясняя, что именно я имею в виду.
Тут-то он и сообразил, что гость я тут не частый, вот и не знаю ничего про Уваровку, да про окрестности её.
— А-а-ааа! — протянул Илья, заметно оживившись и воткнув лопату в землю. — Река тут рядом, Быстрянка называется. Треть версты всего будет. Вон за теми
— Перепады, говоришь? — заинтересовался я, вытирая пот со лба. — Значит, течение есть, да ещё какое.
— Весной там такой рёв стоит! — Илья даже руками замахал, показывая силу потока. — Когда, бывало, коров там пасли, то спать невозможно было.
— А ещё есть место, где река по весне знатно разливается. Он поморщился, словно вспомнив что-то неприятное, и добавил понурым голосом: — Потом вода уходит, а там болотина остаётся, до самых морозов не просыхает. Вон в позапрошлом году корова старосты туда забрела, так и засосало животину… Два дня мужики баграми искали — всё без толку.
Я мысленно отметил это место — надо будет тоже обязательно осмотреть.
— А лес? — спросил я, глядя на тёмную стену деревьев, которая казалась отсюда непроницаемой стеной.
— Ооо, лес у нас дремучий! — уважительно качнул головой Илья, и в его голосе послышались нотки благоговения. — Вёрст на тридцать тянется, не меньше. Зверья там всякого, конечно… правда, сейчас меньше стало. Грибов, ягод полно, только… — он понизил голос, перейдя практически на шёпот, и оглянулся, словно боялся, что кто-то подслушает. — Ходить страшновато. Был случай — мужик один пошёл по осени за клюквой, да и сгинул. Нашли только потом лапти да шапку порванную…
Я задумчиво посмотрел в сторону реки, туда, где махнул Илья рукой, указывая её направление. Что-то в его рассказе зацепило моё внимание, особенно про перепады и сильные течения. В голове крутились идеи, но пока ещё слишком туманные, чтобы их озвучить даже самому себе. Нужно всё хорошенько обдумать, а еще лучше сходить посмотреть.
Глава 7
Вскопав достаточно земли, я объяснил ему, что нужно делать дальше. Пока супруга Ильи аккуратно сажала семена огурцов и редиски, разравнивая землю мозолистыми руками, мы с ним отправились к развалившейся избе, которая уже служила как неиссякаемый источник стройматериалов.
Набрали там пусть не самых крепких, но на вид вполне целых и, что немаловажно, широких досок. Некоторые пришлось выдирать с немалым усилием — глина стала каменной и держала доски крепко. Справившись, принесли их к вскопанной земле, установили по периметру, создавая подобие большого ящика без дна.
Вспомнив, что нам необходим будет перегной, я окликнул Митяя, который неподалёку орудовал лопатой, разбивая особо упрямые комья земли.
— Митяй! — крикнул я, не отрываясь от работы. — Оставь пока это дело! — Парень тут же воткнул лопату в землю и подбежал, вытирая грязные руки о штаны. — Слушаю, барин!
— Пойди к коровнику Ильи, — я кивнул на Илью и тот, пожимая плечами, указал рукой в сторону своего дома. — Нужно набрать четыре корыта перегноя и принести сюда,
Митяй кивнул как будто с пониманием дела, но по глазам было видно, что исполняет по принципу — барина сказал, я — сделал. В общем, поспешил выполнять моё поручение. На полпути вернулся и, прихватив лопату, снова пошел к дому Ильи.
Мы с Ильёй тем временем, сделали четыре поперечины, таким образом разделив участок на четыре равные части — как шахматную доску, только прямоугольную. В каждую часть я поставил корыто с перегноем.
— Зачем это всё? — спросил Илья, вытирая пот рукавом рубахи и оглядывая наше сооружение с явным недоумением.
— Смотри, — объяснял я, показывая рукой на корыто с перегноем, — днём нагреется перегной, начнёт преть, тепло давать, огурцы же любят тепло.
Илья покивал головой, старательно изображая понимание, но было видно, что ничего не понял. Глаза его блуждали по нашей конструкции, словно пытаясь найти в ней хоть какой-то смысл. Тем не менее работал он добросовестно, не задавая лишних вопросов. В итоге в каждой части нашей теплички стояло по небольшому корыту с перегноем, источающему специфический запах.
И всё это дело мы затянули тонкой кожей — получилось что-то вроде плёнки, не очень прозрачной, но свет пропускала достаточно. Илья старательно натягивал её, морща лоб от усердия, а я следил, чтобы не было складок и провисаний. Работа шла споро — руки у мужика были золотые, что ни скажи.
Те, кто наблюдал, как барин занимается с Ильёй непонятно чем, только головами покачивали, глядя на наши труды. Но были явно заинтригованы — такого раньше никто не видел. Старики морщили лбы, пытаясь понять смысл происходящего, а молодёжь просто глазела, переговариваясь между собой шёпотом. Один парнишка даже ткнул пальцем в сторону теплички и что-то быстро зашептал соседу, тот в ответ только плечами пожал.
Митяй всё это время крутился рядом, помогая то тут, то там. Вообще работящий парень оказался — схватывал всё на лету, даже то, что я не успевал объяснять. Когда понадобилось подержать доску, он уже стоял наготове. Когда нужен был молоток — протягивал, не дожидаясь просьбы. Видно было, что голова то, что надо.
А жена Ильи, которая после того, как посадила семена, уже успела сходить домой, принесла нам обед — простую похлёбку с хлебом и кружку молока, ещё тёплого, видимо, только что из-под коровы. Сев обедать, я понял, что очень проголодался. В похлёбке плавали кусочки картошки и капусты, а хлеб был такой душистый, что аж голова кружилась от аромата. Молоко густое, жирное, настоящее — не то пойло, что продавали в московских магазинах.
— Спасибо, хозяюшка, — сказал я женщине, и она, застенчиво улыбнувшись, поклонилась и поспешила обратно к дому.
После обеда, посмотрев на результат нашей работы, я подумал о том, сколько всего можно сделать, имея знания из будущего. Главное — найти правильный подход к людям и убедить их, заставить поверить в то, что перемены к лучшему возможны и их можно сделать своими руками, причём довольно просто. Люди здесь привыкли к тому, что жизнь идёт своим чередом, год за годом, без особых изменений. А тут вдруг появляется возможность что-то улучшить, сделать по-новому.