Воронцов. Перезагрузка
Шрифт:
— А то! — звонко рассмеялась она в ответ.
Мы вернулись в избу и оделись как следует. Машка достала корзину с остатками вчерашнего ужина — пироги с яблоками, молоко в глиняном кувшине, кусок мягкого хлеба. Неспешно перекусили, сидя на лавке у окна. Она прижималась ко мне, уткнувшись носом в плечо, и я чувствовал, как её волосы щекочут шею.
— Егорушка, — шепнула она, поднимая голову, — мне вчера так было хорошо. Так просто не бывает… А вон девки в деревне говорили, что мужики — они все такие фу, что просто нужно потерпеть
Я обнял её крепче, прижал к себе — и прям не хотелось отпускать. Такая она была тёплая, родная, словно всю жизнь ждал именно её.
— Не бывает, — повторил я, целуя макушку, — но с тобой, видать, всё бывает. Ты у меня особенная.
— Правда? — тихо спросила она, заглядывая в глаза.
— Правда, — кивнул я. — Самая особенная на свете.
Тут в дверь постучали — робко, но тем не менее настойчиво. Машка тут же соскочила с моих колен, поправляя подол и разглаживая волосы, а я крикнул:
— Входите!
Глава 20
В избу ввалился Митяй, неся корзину с завтраком, и выпалил на одном дыхании:
— Доброе утро, барин! Вот обнаружилось кто корзины приносит — Пелагея передала, велела сказать — чтоб не голодный ходил.
— Ну привет, пташка ты наша ранняя, — хмыкнул я, разглядывая корзину. — А там уже стандартный набор — каравай, яйца, сало, квас… — Чё не спится-то? И где ночевал, боец?
— Так во флигеле же, барин! — гордо ответил он, расправив плечи. — Там и топчан, и матрас — всё как у людей! Хорошо так-то там!
— Ну и отлично, что догадался, — кивнул я одобрительно. — Давай жуй пирог, запивай и дуй за Петькой. Дел сегодня уйма, мельницу строить начинаем.
Митяй, понимая, что я серьёзен и времени на раскачку нет, быстренько откусил здоровый кусок пирога, запил вчерашним молоком, остаток сунул в карман и умчался прочь, как заяц от охотника.
Машка же, стоя рядом со мной, тихо сказала:
— Пойду я, Егорушка, а то батюшка с матушкой переживать будут.
Я посмотрел на неё, и в голове крутились фразы с уроков истории, когда-то давным-давно перечитанная «Война и мир», какие-то сериалы про помещиков, исторические хроники, документальные фильмы. Чёрт возьми, ну это же не двадцать первый век, где можно просто съехаться и плевать на всё вокруг!
Машка хоть и не крестьянка, но и не дворянка — дочь мелкого торговца, среднее сословие, если не ниже, с учетом, что Фома уже не первый год как не купец. Вольную ей оформить не получится — она и так вольная. Статус поднять отцу, как купца, чтобы у семьи положение было? Но это нужно очень сильно постараться, деньги немалые вложить, связи налаживать. И то тогда придётся наплевать на пересуды соседей и как-то узакониться перед обществом.
Нужно всё это дело подробнее узнавать, законы изучать, а то ещё подставлю и себя, и семью Воронцовых. В эти времена репутация — дело тонкое и легко ломающееся.
Я
— Маш, — сказал я нежно, но при этом твёрдо, — ты моя. Не потому, что я барин и барин так велит. А потому что я так хочу, так сердце просит. Ты ж не против?
Она даже не моргнула, только кивнула и ответила, причём голос её был хрипловатым:
— Не против. Хочу быть твоей.
И тут же зараза такая подмигнула:
— Пусть хоть даже фавориткой.
Я аж присвистнул про себя — всё-то она знает, всё-то понимает, вот же умница.
— Перебирайся ко мне, — сказал я. — Официально будешь помощницей. Батя твой говорил — грамоте обучена, считать умеешь?
— Да, умею, — с гордостью подтвердила она, улыбнувшись широко, словно солнышко из-за тучи выглянуло.
Мы помолчали, наслаждаясь этой тишиной и близостью. Она подняла взгляд и тихо добавила:
— А я ведь тоже с первого дня… ты мне в душу запал. Как в глаза посмотрел, так и всё, и тянет к тебе, так, что ни о чём больше думать не могу. Даже во сне снишься, представляешь?
— Ну вот и хорошо, — выдохнул я, поцеловав её в лоб, потом в щёку, потом в губы.
Она прижалась ко мне крепче, и мы ещё немного посидели в тишине, слушая, как за окном просыпается деревня — где-то петух прокричал, где-то собака залаяла, где-то скрипнула калитка.
А тут во двор ввалились Митяй, Пётр и Илья, топая, как целое стадо коней по мёрзлой земле. Маша тут же вскочила, подошла к топчану, посмотрела на него внимательно, а потом быстро сдёрнула простыню. Я же увидел на ней красное пятно, а Машка вся тут же покраснела, как маков цвет.
— Застираю, — пробормотала она, торопливо скручивая ткань в комок и прижимая к груди.
— Беги уже, — хмыкнул я и шутливо шлёпнул её по упругой попке.
Она захихикала звонко и умчалась к выходу, разминувшись в сенях с мужиками. Слышно было, как они переговариваются у порога, обстукивая с сапог грязь.
Мужики, пропустив Машку, ввалились в избу, как медведи в малинник.
— Доброе утро, барин! — чуть ли не хором рявкнули Пётр с Ильёй, снимая шапки.
Петька же проводил взглядом слегка растрёпанную Машку, что выскользнула в сени с простынёй, и как будто бы кивнул чему-то своему, но промолчал. Только в глазах промелькнуло понимание.
Я прищурился, но не стал развивать мысль. Итак ясно, что он там думает. Деревня — не город, тут всё на виду, да и не скроешь ничего.
Он повернулся ко мне, деловито потирая руки:
— Егор Андреевич, я тут прикинул. Илюха ж на заготовке леса каждую зиму в Уваровке работает. Вот вчера только вечером разговаривали — он там крутится и знает, что где лежит и что по прошлым годам не убрали. А нам же с вами это неведомо, а он в курсе. Вот и думаю — взять его с нами в лес. Да и рукастый он, хоть и меньшой. Вдвоём-то сподручнее будет.