Воровские гонки
Шрифт:
Прокудина мутило. Согнувшись, он по-рыбьи хватал ртом сухой теплый воздух, глоток за глотком вбивал в горло кадык и никак не мог вбить его на прежнее место.
– Чего стал!
– одернул его Топор.
– Пошли мешки искать!
– Ка... как... кие мешки?
Сначала Жора увидел пса, лежащего на боку с перерезанной глоткой. Он еще дергался, и нож в его спине раскачивался, словно Ральф пытался вытолкнуть его из себя. Потом Жора увидел Топора. Точнее, его спину. Она удалялась в сторону левого сарая, но удалялась как-то
– Ме... ме... ах да!.. Мешки, - вспомнил Прокудин, оторвал руки от шершавой трубы качельки, и муть снова вернулась в голову.
Обжав виски ладонями, он со стоном пересек двор, перешагнул порожек сарая и чуть не умер со страху от радостного вскрика Топора:
– Вот они, ро-одные! За поленицей!
Голову будто сменили. За секунду. Или того быстрее. Прежнюю, замутненную и ничего не соображавшую, выкинули во двор, а взамен привинтили другую - чистую и прозрачную.
– Деньги?!
– метнулся к поленице Жора Прокудин.
– На месте?!
– Они! Они!
Топор стоя лежал на стене из черных полиэтиленовых мешков и плакал. Слезы, смешиваясь с кровью у губ, ложились на скользкую ткань мешков, но в нее не впитывались. Мертвое не впускало в себя живое.
– Ты посмотри, сколько их здесь! Ты посмотри!
– рыдал Топор.
Жорик вырвал из-под куртки рацию и без дрожи в голосе запросил: "Жанет, ты как?"
– Жду, - грустно ответила она.
– Чего вы так долго?
– Стрельбу не было слышно?
– Чего-то хлопнуло вдалеке... А это стрельба? Толик жив?
– Жив, - подумав, не стал он ничего говорить о Бенедиктинове.
– Живее всех живых... Мешки - наши. Гони фургон. Я буду у ворот. Смотри по схеме не перепутай улицу!
Топор все так же стоя лежал на мешках, но теперь он еще и пытался их обнять.
– Толян, пошли, - позвал его Прокудин.
– Мы такой шухер подняли! А что если соседи прибегут!
– Я их урою, - не отрывая рук, прохрипел Топор.
– Из карабина. Они у меня кровью умоются!
– Ты деда что... тоже убил?
– Откуда я знаю! Чайником он об стол треснулся. Это я точно видел. На столе еще карты лежали... Жора первым переступил порог дома. Переступил и чуть не онемел. Седого старичка на полу не было. Сиротливо лежал галош. Лежал и молчал. Будто знал, куда сбежал дед, и издевался над грабителями.
– Все... Кранты, - опять ощутил Жора Прокудин, что у него сменили голову.
– Он ментов вызовет... Он...
Топор выбежал во двор, посмотрел на смятую справа от крылечка траву и крикнул:
– Туда!
Жора еле нагнал его у забора с тыла у дома. Голову мутило, но в сто раз сильнее, чем у качелей. Казалось, что внутри нее плескалось что-то желто-зеленое и ядовитое.
– Вот он, с-сука!
– первым заметил лежащего у забора деда Топор.
– Не... не уб-бивайте меня, - под всхлип попросил он.
–
У деда, судя по всему, не хватило сил перелезть забор. Он дополз
до него и теперь лежал бревном и не мог даже пошевелиться.
– Ре-обра... У меня ре-обра сломаны, - на одной ноте пропел он.
– Не надо, - взялся Жорик за подпрыгивающее запястье на правой руке Топора.
– Он не скажет...
– Знаем мы таких!
Гул автомобильного движка заставил их обоих повернуться в сторону двора.
– Жанетка!
– первым произнес Жора Прокудин, и ему стало еще страшнее, чем до этого.
Наверное, потому что самое трудное и важное начиналось сейчас. А о том, что уже произошло, он как-то и забыл.
Глава пятьдесят шестая
И БУДЕТ ЧАС, КОГДА ЖИВЫЕ ПОЗАВИДУЮТ МЕРТВЫМ
Новенький фургон "Газель" свернул с проселочной грунтовки в ночной лес, поплясал минут десять на буграх и впадинах, вырулил на крохотный пятачок в березняке и остановился.
Жора Прокудин лег лбом на баранку и замер.
– Ты чего?
– повернула к нему заплаканные больные глаза Жанетка.
– Не могу... Мотор болит, - не отрывая лба от тугих витков проволоки на руле, показал он на грудь.
Молчание Топора было самым лучшим дополнением к их диалогу. Он смотрел на сереющее небо и думал, что если у людей есть души, то душа Бенедектинова поднималась к этому мрачному серому небу рядом с душой убившего его охранника, и в этом их параллельном полете была какая-то несправедливость. А потом он представил, что и его душа точно так же вознесется на небо рядом с душой умершего в те же секунды монаха, кристальнейшего человека, и ему стало скучно от подобного равенства, царящего на небе в отличие от земли.
– Давайте похороним Бенедиктинова здесь, - сказал в пол Жора Прокудин.
– Он как-то говорил, что любит березы...
– Когда он это говорил?
– удивился Топор.
– Или отвезем его в морг... Как неопознанный труп... Откуда он хоть родом?
– Ему - все равно, - сухим горлом произнесла Жанетка.
– Жорик, я так больше не могу, - открыл дверцу Топор.
– Давай посмотрим, сколько денег в одном мешке... Потом перемножим на число мешков и...
– У сыщика в книжке ясно было записано - два миллиарда долларов...
– Значит, там не рубли, а доллары?
– Ты меня удивляешь, Топор!
– еле поднял голову с руля Жора Прокудин.
– Кто же хранит такие деньги в рублях! Подели два миллиарда на число мешков - и все...
– Нет, не могу!
Топор выпал из машины, прополз на четвереньках по мокрой траве, с трудом встал. Поясница болела так, будто ее перепилили.
– Дождь будет, - заметил он, что посеревшее небо на западе стало темнеть.
– Сильный дождь...
Он вернулся к машине, достал из бардачка два ножа с почерневшими