Восемь дорог Желтого источника

Елена Добрынина

— Я куртизанка… распутная девка, — она улыбнулась через силу, готовясь к тому, что он оттолкнет ее.

Но в глазах его, цветом напоминающих дикий мед, отразилась печаль.

— Я знаю, кто вы, — сказал он просто. Она вздрогнула, ожидая того, что последует за этой фразой, — Воплощение богини искусств и фея. Вы не переубедите меня в обратном.

И прежде, чем она рассердилась, продолжил, торопясь и слегка сбиваясь.

— Однажды мне посчастливилось видеть вас и слышать вашу игру на празднике Середины Осени. С тех пор я убежден в этом. Я был

тогда раздавлен, почти убит, но глядя на вас, слушая вас, я забыл обо всех невзгодах. Эта мелодия до сих пор со мной. Я помнил ее даже здесь, у Желтого источника. Свое имя забыл, а ее — помнил.

Как вы играли, госпожа… ваш сицзюнь пел о вечном, о любви, о красоте, о светлой печали, о расставаниях и встречах, о гармонии и мире. Не ваша вина, что в это время толпа раздевала вас глазами. Они не видят, не способны понять… Вы — небожительница, случайно попавшая в грубый земной мир. Никакая грязь не прилипнет к вашим стопам.

Он говорил так горячо, искренне. А в конце и вовсе опустился перед ней на колени и поклонился, словно она, и вправду, была святой.

Госпожа Дин замерла, не дыша.

«Что он делает, сумасшедший? Разве может хоть кто-то думать так?»

— Простите их, госпожа. Тех, кто считает иначе… Души из слепы. — он вновь поднял на нее глаза. Она нашла в них мольбу и отчаяние. — Я всего лишь простой целитель, но если я могу хоть что-то для вас сделать…

Он слегка вздрогнул, будто вспомнив что-то, а потом достал из рукава и протянул на раскрытой ладони золотой слиток.

— Если хотите…

«Целитель…»

Она смотрела попеременно то на узкие изящные ладони, которые умели продлевать жизнь, а не отнимать ее, то на иероглиф «Тайник» на табличке.

— Рэн-лан сказал, этот путь хорош, чтобы затаиться и не привлекать к себе внимания. Может, вы захотите как-нибудь распорядиться им?

Она смотрела в его глаза, кажущиеся сейчас почти золотыми — и ощущала, как где-то в груди становится теплее, как это ощущение вытесняет из тела холод, как исчезает комок в горле, который не давал говорить и дышать.

— Встаньте, Синь-лан, — попросила она приветливо.

И когда он поднялся, улыбнулась так нежно, как только умела, и коснулась его губ своими, ласково, трепетно. Он, ошеломленный, встретил ее поцелуй так бережно, словно вся она была тоньше шелковинки и хрупче лепестка жасмина. На вкус его губы были как дивный горный родник. И она не помнила, когда еще испытывала такое блаженство и умиротворение.

— Спасибо, — шепнула она, прерывая поцелуй, — никто не делал для меня большего. Никто не обнимал мою душу.

Она взяла его руки в свои и, повинуясь порыву, расцеловала их, благодарно и кротко.

Решение пришло внезапно — и она чуть не засмеялась от простоты его и легкости.

— Спасибо, спасибо, — говорила она, глядя в глаза, ясные, словно осенние воды, — пусть мой дар принесет тебе счастье.

Потом сделала шаг назад, улыбнулась, крикнула «Владыка, взываю к тебе!» и разломила табличку.

А он непонимающе смотрел на свою ладонь,

на золотой гладкий слиток и иероглиф «Великолепие» на нем.

— Зачем же?.. — только спросил он.

— Я хочу покоя, — ответила она, смотря на то, как сияющая печать со знаком «Тайник» появляется на ее руке, и продолжила, глядя на него с нежностью: — Хочу стать достойной тебя. Если когда-нибудь мы снова увидимся… и даже если нет.

Проводить себя она не позволила, побоялась, что расплачется от переполняющих ее чувств. Светлых, да удивительно светлых, и все же… Интересно, когда-нибудь он поймет, что именно для нее сделал? Что, сам не зная того, уберег от опрометчивого решения?

Перед вратами Иллюзий она остановилась и некоторое время разглядывала их: простые, с облупленной зеленой краской, удивительно… никакие. Посмотришь — и не вспомнишь. Именно то, что надо.

Во Тьму за аркой она шла, зажмурившись, наугад. И открыла глаза только тогда, когда различила за смеженными веками свет; и удивительно приятный голос, напоминающий чем-то тот, другой и потому вдвойне располагающий, зазвучал одновременно отовсюду. Он лился с небес, сочился из самой земли и рождался внутри нее, будто там натянуты были звонкие струны. Она внимала этому голосу и незаметно перебирала пальцами, желая запомнить, запечатлеть его мелодию.

— Здравствуй, дитя, — сказал он ей. — Ты готова сделать свой выбор? Что ты предпочтешь: идти дальше или родиться снова?

Лишь одно биение сердца она колебалась. Заманчиво, очень заманчиво. Но начав сначала, не совершит ли она прежние ошибки? Не придет ли туда, где стоит сейчас?

— Я хочу идти дальше, — ответила она, и тепло внутри нее подтвердило, что она выбрала правильно.

— Тогда тебе придется что-то отдать. Такова плата, — произнес Голос. — Ну-ка, подумаем, может, талант к музыке или…

Она не стала слушать дальше. Ответ давно вызрел в ней и ждал своего часа.

— Я отдам свою красоту. Забирай ее. Она не принесла мне счастья. Не хочу лишать воли слабых, — она усмехнулась, — и быть пешкой в руках сильных.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — произнес Голос, немного помолчав. Сейчас он казался ей задумчивым и слегка печальным, и ей вдруг захотелось его успокоить.

— Не бойся, я не пожалею о ней.

— Отважное дитя… — Теперь Голос звучал довольно. Ей стало совсем легко и тепло, словно ее гладят заботливые, нежные руки. Те самые, которые она целовала. — Иди же смелей.

Только теперь она заметила, что среди сотен дорог, разбегающихся во все стороны, одна светится ярче, так и манит за собой. Девушка улыбнулась, вздохнула глубоко и сделал по ней несколько небольших шагов. Свет окружил ее ласковым коконом, и она растворилась в нем так, что уже не понимала, где он, а где она. Ей было уютно, тепло и радостно, и все казалось — стоит посмотреть вверх — и она увидит над собой золотистые глаза, лучащиеся восхищением и любовью.

Глава 1.21