Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Папа? Я искал тебя, — раздался с земли слабый голос. — Брат Шэчи, сестрица Вань, и вы здесь?
— Что ты сделал, Юй-эр? — обеспокоенно спросил Дуань Чжэнчунь. — Что за умение применил?
— Я… я использовал Искусство Северной Тьмы, — растерянно ответил юноша. — Оно должно было разрушить меридианы злодея. У меня не получилось?
— Получилось, и даже больше, — задумчиво ответил Инь Шэчи. — Ты не просто истощил ци того тибетца искусством моей секты, а поглотил ее. Сейчас, ты переполнен энергией, словно кожаный мех, в который влили бочку воды. То-то твое сердце колотится, будто хочет пробиться наружу.
— Благодарю, юный господин — после ваших слов, все стало яснее, — с пониманием на лице кивнул
— Меридианы юного Дуаня распирает изнутри. Я временно остановил ток энергии в них, и это позволило твоему сыну вновь обрести ясность разума, но нужно поскорее придумать способ облегчить его состояние. Если оставить все, как есть, бурлящая в нем сила искалечит его.
— Что же делать?! — всполошился Дуань Чжэнчунь. — Придумайте что-нибудь, наставник! — наморщивший лоб монах ответил задумчивым молчанием. Беспокойно бегающий взгляд принца обратился на Инь Шэчи.
— Та целительская техника, которой ты хотел иссушить меридианы Юй-эра! — воскликнул мужчина. — Что, если он применит ее сейчас?
— Здесь нет достаточного числа болящих, — с сожалением развел руками юноша. — Ваши раны, батюшка, как и ранения уважаемых наставников, не осушат и двадцатой части того океана силы, что бушует сейчас в жилах Дуань Юя. Нужно что-то намного сильнее.
— Здесь есть такая техника, — медленно проговорил подошедший настоятель храма. — Техника, что требует от практика огромной внутренней силы. Наследие семьи Дуань. Божественный Меч Шести Меридианов.
— Разумно ли это — вынужденно постригать в монахи юнца, которому не исполнилось и двадцати, и который, к тому же, наследует трону нашего царства? — нахмурился Кужун. — А без пострига, мы не можем преподать юному Дуаню наш тайный стиль.
— Ты всегда относился к правилам и законам с большим почтением, брат, — заговорил один из монахов, также приблизившийся к группе, что собралась вокруг Дуань Юя. — Это — несомненная добродетель. Ты старше на поколение и меня, и даже настоятеля, и твое водительство всегда помогало нам найти правильный путь. Но в этот раз, мне кажется, ты не совсем правильно видишь происходящее, — он с извиняющейся улыбкой поклонился.
— О чем ты, Бэньгуань? — непонимающе спросил Кужун. — Правила нашего монастыря обязательны для всех его послушников. Недобровольный постриг, без сомнений, дело неправедное. Что, по-твоему, я упустил? Или ты хочешь, чтобы мы сделали юному Дуаню ту же поблажку, что и его отцу?
— Я говорю, что нам нет нужды делать Дуань Юю поблажки, — спокойно ответил Бэньгуань. — Из всего можно извлечь урок. Пусть мое разумение и невелико, но, надеюсь, я сумел понять кое-что новое из столкновения с тем неправедным тибетцем. Долгие десятилетия мы берегли искусство Божественного Меча Шести Меридианов, словно одну из монастырских святынь, и, видать, позабыли, что оно не принадлежит нам. Позабыли настолько, что принуждаем его истинных владельцев, Дуаней, следовать нашим правилам для его изучения. Да, брат Кужун, — поднял он ладонь, упреждая замечание старого монаха. — Передав нам Божественный Меч Шести Меридианов в древние времена, государь наш Дуань Сычжоу согласился, что правила храма Тяньлун едины для всех, и ежели кому-то из семьи Дуань потребуется наша помощь в изучении их тайного семейного стиля, этот человек примет постриг. Но подумай, не поступаем ли мы неразумно, цепляясь за это правило сегодня? Для спасения жизни, одному из Дуаней требуется семейное боевое искусство Дуаней. Можем ли мы ставить Дуань Юю какие-то условия в нынешнем положении, и не будет ли это гордыней с нашей стороны? — Кужун, хотевший было возразить, крепко задумался, мотая ус на палец, и что-то бормоча под нос.
— Бэньсян, Бэньцань, — обратился он к двум другим монахам, также присоединившимся к общему собранию вокруг Дуань
— Я, пожалуй, соглашусь с ним, — добродушно ответил один из них, чуть обрюзгший, нестарый ещё мужчина. Он с лёгкой улыбкой почесал голый подбородок. — Все же, не стоит нам с таким тщанием держаться за мирские секреты.
— Мы обязаны следовать заветам основателей, брат Бэньсян, — возразил второй. Он, в противоположность своему круглолицему собрату, был сухощав, морщинист, и обладал остроконечной, полностью седой бородой. — Сегодня, ты забудем положения монастырского устава, а завтра, начнем оспаривать учение Будды? Нет, это совершенно не годится. Лучше изыскать другой способ для спасения юного Дуаня.
— Мнения высказаны, — остро глянул Кужун на Бэньиня. — Что ты решишь, настоятель?
— Здесь нечего решать, — был ему невозмутимый ответ. — Человеческая жизнь ценнее мирских тайн. Дуань Юй изучит боевое искусство своей семьи, оставаясь мирянином.
— Быть может, кто-нибудь спросит моего мнения об изучении этого… Божественного Меча? — с лёгкой обидой спросил юный принц, подняв голову с камней храмового двора.
— Ну, жить-то ты, без сомнения, хочешь, — насмешливо фыркнул Инь Шэчи. — А значит, будешь обучаться. Вставай, шурин, хватит разлеживаться, — он протянул лежащему юноше руку, и тот, с его и Дуань Чжэнчуня помощью, кое-как поднялся на ноги.
* * *
Тем же вечером, Инь Шэчи одолевала бессонница, сразу по нескольким причинам. Первой, и немаловажной, было то, что их с Му Ваньцин поселили в разных кельях, и, что хуже, старый монах Кужун в первый же день строго-настрого запретил молодой паре посещать друг друга ночами — по его словам, разврату не было места в обители целомудрия. То, что Шэчи и Ваньцин были мужем и женой, сурового старца ничуть не волновало. В первые пару дней, юноша еще мог посмеиваться над их с подругой невольным монашеством, но сегодня, к концу четвертого, оно начало его раздражать.
Второй причиной было прискорбное неучастие Инь Шэчи во вчерашнем бою. Поневоле заинтересовавшись схваткой монахов с незваным гостем из Тибета, юноша нашел боевое искусство Цзюмочжи интересным и необычным, а самого нахального монаха — весьма опасным противником. К концу его противостояния с защитниками тяньлунских сокровищ, у Шэчи чесались руки проверить огненные техники тибетца на прочность, но сделать это ему так и не удалось — на поле боя явился Дуань Юй, и обезвредил врага с неожиданной легкостью.
Третьей, и наиболее раздражающей юношу причиной был сам Дуань Юй. Этим вечером, Инь Шэчи одолевали мысли, совершенно нехарактерные для него. Не в силах больше беспокойно ворочаться на жесткой монастырской лежанке, он оделся, и вышел на двор. Там, вдыхая прохладный ночной воздух, что еще хранил ароматы уходящего дня, Шэчи пытался разобраться в себе, и своем недовольстве.
Он не соврал Дуань Чжэнчуню в их недавнюю встречу: юный принц Да Ли был приятным собеседником, увлекался вещами, схожими с интересами самого Шэчи — за исключением фехтования, конечно, — и успел стать наследнику семьи Инь другом. Инь Шэчи даже начал подумывать о том, чтобы предложить Дуань Юю побрататься, столь велика была их взаимная приязнь и сходен образ мыслей, но их злосчастная размолвка перечеркнула все это, сделав двоих юношей врагами. Шэчи не мог простить шурину столь наглого пренебрежения к имуществу и доброму имени его секты — та успела прочно обосноваться в сердце Иня-младшего за недолгое время, что он провел с Уя-цзы и Су Синхэ. Масла в огонь подливало и разрешение их спора Дуань Чжэнмином, пристрастное и однобокое. Сейчас, уязвленные гордость и чувство справедливости упорно толкали Инь Шэчи на нечто, о чем он и не подумал бы в иных условиях.