Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Приветствую братьев по вере, — он улыбнулся ещё шире, но без приязни во взгляде. Едва заметный чужеземный выговор, мягкий и протяжный, не портил его речи, лишь добавляя ей вкрадчивости. — Вижу, меня принимают все высокопоставленные монахи храма. Это — честь для меня.
— Не стоит, — бесстрастно ответил ему настоятель Бэньинь. — Все мы равны в глазах Будды, от мыши-полевки до вельмож и властителей. Могу ли я узнать имя уважаемого гостя?
— Я — Цзюмочжи, советник тибетского государя, — с готовностью ответил тот. — У меня есть небольшая просьба к храму Тяньлун, о которой я известил вас заранее.
— Нам известно имя и славные дела Светлого Князя Колеса Заветов, — вступил в разговор
— В этом нет никакой нужды, — в вежливом тоне тибетца прозвучала толика нетерпения. — Я хотел бы, не откладывая, приступить к делу, приведшему меня сюда. В прошлое мое посещение Срединной Равнины, я беседовал с моим старым другом Мужун Бо. Мы с ним говорили о боевых искусствах мира, и их достоинствах и недостатках. Господин Мужун с большим уважением отзывался о стиле Божественного Меча Шести Меридианов, именуя его лучшей из пальцевых техник Поднебесной. Он сожалел, что так и не сумел отыскать его описание. Ведомый дружескими чувствами, я пообещал господину Мужуну, что если мне удастся заполучить это боевое искусство, я разделю его с ним. К моему великому сожалению, весть о том, что стиль Божественного Меча Шести Меридианов хранится в монастыре Тяньлун, дошла до меня слишком поздно — Мужун Бо уже покинул сей бренный мир, — ни грана упомянутого сожаления не прозвучало в голосе Цзюмочжи — лишь вежливая скука.
— Но, как честный человек, я намерен выполнить данное другу обещание, — безмятежно продолжил он. — Я хочу позаимствовать у вас описание Божественного Меча Шести Меридианов, уважаемые братья, и сжечь его на могиле Мужун Бо. Так, дух моего давнего товарища сможет ознакомиться с этим стилем в царстве мертвых, — на этот раз, в усмешке тибетского монаха виднелось искреннее довольство.
— Ты хочешь забрать и уничтожить одно из главных сокровищ нашего храма? — ровным голосом поинтересовался настоятель Бэньинь.
— Что вы, мудрец, я же не какой-нибудь грабитель, — с невозмутимым видом ответил Цзюмочжи. — Не с пустыми руками я пришел к вам, и готов передать храму Тяньлун одно или несколько описаний могущественных боевых умений, чтобы возместить потерю, — повинуясь его жесту, носильщики сняли крышку со своего сундука, открыв ровные стопки книг.
Цзюмочжи предлагает обмен
— Здесь — многие из семидесяти двух тайных стилей Шаолиня, — с гордостью поведал тибетец. — Я изучил все эти книги, и могу поручиться — любое из описанных ими искусств сделает своего практика сильным воином. Выбирайте. Искусство Ладони Золотого Песка позволяет управлять своей ци с непревзойденной точностью, и разить врагов вблизи и издали, — он сделал небрежный жест правой рукой, и часть фигурной ограды, отделявшей каменную площадку храмового двора от пологого горного склона, бесследно канула вниз.
— Стиль Кулака Веды сокрушает любые преграды, и наделяет воина невероятной силой, — тибетский монах принял боевую стойку, и выбросил вперёд сжатый кулак, исторгая волну ци. Оказавшаяся на ее пути колонна, что поддерживала второй этаж здания храма, с хрустом надломилась.
— Пальцевые техники Ваджры быстры и разрушительны, словно стрелы богов,
— Как по-моему, любой из этих стилей станет достойной заменой Божественному Мечу Шести Меридианов, — самодовольно промолвил тибетец. — Можете осмотреть их все, уважаемые мудрецы, и выбрать тот, или те, что вам по душе.
— Мы — всего лишь скромные монахи, следующие учению Будды, — строго ответил Кужун. — Монастырь Тяньлун — не школа боевых искусств. Мы не ищем ни мирской славы, ни личной силы. Божественный Меч Шести Меридианов был передан на сохранение нашим предшественникам семьёй Дуань. Негоже было бы отдавать не принадлежащее нам, и брать взамен нечто без ведома его истинного владельца, — ни его суровый взгляд, ни более чем прозрачный намек не поколебали невозмутимости Цзюмочжи. Тибетец лишь улыбнулся с прежней покровительственностью.
— Отдав мне описание Божественного Меча Шести Меридианов, вы сделали бы доброе дело, помогая исполниться данному мной обещанию, — промолвил он. — Не волнуйтесь о семье Дуань — я улажу любое непонимание, что может возникнуть между ней и вами. Если же мне придется уйти отсюда ни с чем, — в его глазах мелькнул хищный огонек, — печаль моя будет безгранична, настолько, что я забуду о своих обязанностях царского советника, горюя о нарушенном слове. Уже который год, государь Тибета жаждет вторгнуться в Да Ли, и лишь мои уговоры сдерживают его пыл. Боюсь, я не смогу отговорить его от войны, если сердце мое будет в смятении из-за невыполненного обещания.
— Каждый из нас отвечает за чистоту своих поступков и намерений, — холодно ответил ему Бэньинь. — Последователь Будды не должен желать мирского, и добиваться владения чужим. Желание, даже выполнить некое обещание, суть страсть, а страсти суть преграда на пути к просветлению. Последуй заветам Пробужденного Мудреца, брат по вере, и отпусти свои страсти. Не к получению чужого имущества стоит прилагать усилия истинному буддисту, а к познанию себя, и достижению гармонии с миром, — тибетский монах заметно смешался от слов настоятеля, озадаченно заморгав.
— Это… ваши слова мудры и полны глубокого смысла, — он издал неловкий смешок. — Вижу, вы преуспели в постижении сутр и обретении истинного понимания. Я же — человек косный и необразованный, никак не могущий сравниться в мудрости с таким просветлённым монахом, как вы, наставник. Просто выполните мою просьбу, и поспособствуйте свершению доброго дела, — в его голосе прозвучали зачатки раздражения.
— Коли так, я дам тебе простой ответ — нет, — отповедь Бэньиня была холоднее зимней стужи. — Мы не предадим доверия Дуаней, и не позволим хранимому нами попасть в чужие руки ради чьих-то клятв, к которым непричастны ни мы, ни наши поручители.
— Что ж, раз у нас не вышло договориться добром, придется прибегнуть к иным способам, — из довольного оскала Цзюмочжи исчезла вся былая вежливость. — Я выполню свое обещание Мужун Бо, чего бы это ни стоило. Если ваш храм сгорит из-за того, что вы встали на моем пути, вините в этом лишь собственную неуступчивость.
Воздух вокруг тибетца вдруг наполнился сухим жаром, и, в считанные мгновения, вспыхнул заревом ярко-рыжего пламени. Волна огня взвилась к небу, и покатилась на монахов, угрожая сжечь и их, и строение за их спинами. Столь жарок был сотворенный тибетским монахом огонь, что камни монастырского двора начали дымиться и потрескивать.