Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Понятно, — кивнул Принц Юга. — Что за помощь вам требуется от меня и моих спутников?
— Нас всего пятеро, — кивнул на своих товарищей Кужун. — Развитие внутренней энергии прочих монахов храма недостаточно для изучения нашего тайного стиля. Мы просим вас, господин Дуань, принять постриг, освоить один из приемов Божественного Меча Шести Меридианов, и помочь в отражении захватчиков.
— П-постриг? — смешался Дуань Чжэнчунь, растерянно оглаживая бородку. — Зачем? Все же, я — наследник трона, и… это… есть множество дел, недоступных монаху, которые требуют моего внимания…
— Это необходимо, — ответил старый монах с усталым недовольством. —
— Не волнуйтесь. После того, как храм будет избавлен от опасности, вы сможете вернуться к мирской жизни.
— Что ж, коли так… — с нескрываемым облегчением протянул Дуань Чжэнчунь. Просительно глядя на монаха, он добавил:
— Можно ли сохранить в целости мои волосы, раз уж мой постриг будет временным? Я, хм, очень привязан к ним…
— Не следует шутить со священными ритуалами, — строго вмешался один из молчавших доселе монахов. — Даже все то снисхождение, что мы готовы проявить к тебе, племянник, не позволяет подобного богохульства.
— Хорошо, настоятель Бэньинь, — с унылым видом кивнул принц. — Я согласен принять постриг… временный… и защитить тайны семьи от иноземных посягательств.
— Замечательно, — с улыбкой кивнул Инь Шэчи. — В таком случае, мы с женой будем поблизости, и если во время изгнания Цзюмочжи что-то пойдет не так, мы поможем вам, уважаемые наставники… — улыбнувшись с недвусмысленным намеком, он добавил:
— … Всеми доступными нам способами, — Бэньинь и Кужун недовольно нахмурились на эти слова, но не стали возражать. Было ясно, что монахи нуждаются в помощи много больше, чем показывают — грозное имя тибетского воителя, намеренного отнять тайные знания храма, вселило в них немалый трепет.
— Пойдёмте, господин Дуань, — Кужун приглашающе простер руку в сторону главного здания храма. — Я, как старший монах нашего монастыря, проведу ваш постриг. Затем, мы приступим к обучению в уединении. Милостью Будды, мы успеем исполнить задуманное в оставшиеся три дня.
— И чего эти лысые ослы так упорствуют? — тихо спросила у мужа Му Ваньцин, когда ее отец и монахи ушли. — Ясно же — твой план много лучше ихнего. Успеют ли они изучить свою технику, смогут ли с ее помощью победить этого тибетца, и сумеют ли сделать это без крови — неизвестно. Тогда как военная хитрость и добрая сталь вмиг разрешат все их трудности.
— Ты совершенно права, моя премудрая богиня, — с улыбкой ответил Инь Шэчи. — Но и монахов понять нетрудно. Даже в тяжкое время, они не желают предавать заветы своей веры ради лёгкого избавления от невзгод. Это достойно уважения… — он задумчиво окинул взглядом охряно-красные стены храмового здания, скрывшего в своих недрах монахов и Дуань Чжэнчуня, и рассеянно добавил:
— Их плану сопутствует лишь одна невеликая беда — твоему отцу придется на какое-то время остаться без волос, — девушка весело прыснула на его слова.
* * *
В последние несколько дней, Дуань Юй не находил себе места, бродя по отцовскому дворцу, словно неприкаянный. Как и всякий умный человек, он был склонен обдумывать принятые решения и свершенные действия, и, зачастую, сомневаться в них. Сомнения уже долго терзали его из-за ссоры, что случилась между ним и Инь Шэчи. Будучи юношей мягким и незлобивым, юный принц сожалел о размолвке с зятем, но никак не мог решить, почему — то ли из-за
Что хуже, ему не с кем было поговорить без обиняков, и обсудить свои душевные метания. Дядя все чаще глядел на юного принца с недовольством и стыдом, и отговаривался занятостью от бесед с ним. Чжун Лин, узнав, что Дуань Юй стал причиной изгнания ее новообретенной, но уже любимой старшей сестры, накрепко обиделась на юношу, и наотрез отказалась общаться с ним. Чжу Даньчэнь, один из четверки телохранителей, с которым они были дружны из-за общих интересов в искусствах, отказывался обсуждать внутренние дела царской семьи. Отец же и вовсе был в отъезде.
В очередной раз прогуливаясь по дворцовому саду, юный принц раздумывал о том, как же разрешить свои внутренние противоречия. Его мысли невольно обратились к былому, к другому случаю, когда собственное положение казалось Дуань Юю до тоскливого безвыходным — к тем дням, когда отец и дядя твердо вознамерились обучить-таки беспутного младшего родственника семейному боевому искусству. Тогдашнее решение — сбежать из дома, — пришло на память юному принцу, и он с удивлением понял, что оно будет уместным и в этот раз. Из всей его родни, отец никогда не отказывался выслушать Дуань Юя, а порой, под настроение, мог даже дать дельный совет, а значит, покинув столицу и отыскав Дуань Чжэнчуня, юный принц мог рассчитывать на его помощь. Приободрившись, Дуань Юй двинулся на конюшню, и вскоре подгонял коня, во весь опор скача по большому тракту в направлении храма Шэньцзе.
Примечания
[1] Сян Юй — полководец и государственный деятель, живший в эпоху Борющихся Царств. По легенде, обладал просто-таки нечеловеческой силой, и был способен чуть ли не в одиночку сражаться с тысячей.
Глава 20
Рассказывающая о том, как свирепый дракон запада извергал угрозы и пламя, а серебряная змея проявила истинно змеиное коварство
Через три дня после прибытия Дуань Чжэнчуня в монастырь Тяньлун, в ворота того же храма вступила небольшая процессия. В хвосте ее тяжело шагали двое, нагруженные массивным сундуком. Их облик был странен даже для чужеземцев — золочёные полумаски прикрывали их лица, а на головах устроились широкие воронкообразные шапки, напоминающие миски без дна.
Странно одетые носильщики
Возглавлял носильщиков рослый и широкоплечий мужчина, по-хозяйки оглядывающий храмовый двор. Карие глаза гостя насмешливо блестели из-под кудрявой шевелюры, увенчанной островерхой шапкой; на бородатом лице то и дело мелькала лёгкая улыбка; красная монашеская кашая[1] не скрывала его крепкого торса и могучих рук, что более пристали бы воину, а не служителю Будды.
Пришельцев встретили шестеро. Они словно нарочито отличались от безмятежного гостя, как своими белыми одеждами и бритыми головами, так и собранным, напряжённым видом. Подойдя к встречающим, мужчина в красной кашае сложил руки перед грудью и поклонился с преувеличенной вежливостью.