Восемь розовых слонов
Шрифт:
– Никого.
– А я бы присмотрелся к последней даме, боевому офицеру и не сбрасывал бы со счетов мисс Марпл. А также всех остальных, поскольку жизнь – абсурд, а душа – потемки.
Моя ремарка не подняла доктору настроение. Он погружался в трясину. Неужели интуиция ему что-то подсказывала?
– Позвольте несколько дилетантских советов, Александр Петрович. Первое: не берите в этом месяце новых клиентов. Всех денег не заработаете. Второе: существует слово в русском языке: полиция. Не бог весть что, но лучше, чем ничего. Разве Кобзарь не окажет вам услугу? Вспомните, сколько услуг оказали ему ВЫ.
– Полиция исключается, – отвернувшись, пробормотал Краузе, – ПОКА, во всяком случае. Мы же не хотим выставлять себя на посмешище?
– Воля ваша, – пожал я
Предчувствия катастрофы долбились в дверь. Дело было ночью, но я набрался храбрости и позвонил майору Кобзарю.
– Доброй ночи, Павел Викторович. Как себя чувствуют наши криминальные новости?
– О, нет, – простонал отдыхающий после трудного дня майор, – Сегодня и без вас понедельник…
– Уже вторник, – поправил я, – Просьба не подумать, что у нас с доктором Краузе отказали все приборы. Он не в курсе, что я вам звоню, а если узнает, то выгонит с работы.
– Послушайте, Дмитрий Сергеевич, давайте завтра. Я ежедневно в дерьме, а тут еще жена довела кота до инсульта, нужно срочно везти в ветклинику посреди ночи…
– В вашем дерьме не так уж плохо, – подметил я, – В противном случае, вы бы работали в другой организации. Кот оклемается – кошачьи, они живучие. Мне кажется, дело серьезное. Мы же не хотим потерять доктора Краузе? Кто тогда будет вам искать маньяков и шедевры современной живописи?
Он слушал меня со скепсисом. А когда я закончил, неласково осведомился:
– Что вы там курите? Послушайте, я опаздываю. И что ужасного случилось с точки зрения российских законов? Чья-то неудачная шутка?
– Давайте рассуждать с точки зрения здравого смысла, – упорствовал я, – Опоздать еще успеете. Здравый смысл подсказывает, что интуиция подводит редко. А шутка, если это шутка, выглядит зловеще. Не пришлось бы локти кусать, Павел Викторович. Вам не предлагается самому собирать информацию. Для этого существуют специально обученные люди. Сейчас я пришлю вам на электронку данные клиентов. Не вздумайте связываться с Краузе – я действую на свой страх и риск.
– Вы считаете, мы живем в полицейском государстве, где власть имеет досье на каждого гражданина? – возмутился Кобзарь.
Я даже не нашелся, что ответить.
Вторник проволокся в какой-то сизой хмари. За окном буйствовала непогода, а синоптики упорно твердили, что сегодня будет ясно и тепло. Доктор Краузе меня не вызывал. О том, что он жив, сообщал бизоний рык, адресованный несчастной Тамаре Михайловне. Весь день я пробыл в виртуальном мире, переваривая новости – «популярные» и узко-профильные. К вечеру разболелась голова. В психическую клинику с острым аффективным расстройством доставлен доктор медицинских наук Быстрицкий Ю.Е. – крупное светило в области психотерапии. Случай тяжелый, уверяет лечащий врач, и есть подозрение на постороннее вмешательство, в том числе, медикаментозное. Доктор Быстрицкий много работал, но проблем с психикой не имел – по крайней мере, визуально. Полиция не уверена, что должна это курировать: лечение сумасшедших – дело рук самих сумасшедших. Новость могла бы не зацепить, не будь доктор Быстрицкий супервизором доктора Краузе. Доктор посещал Быстрицкого раз в квартал. Последний случай был в начале августа, после чего доктор Краузе в приподнятом настроении отправился на занятия йогой и подвернул ногу. О неприятности с супервизором Краузе должен знать. Дополнительная причина для фрустрации…
Еще две новости усилили тревогу. На железнодорожных путях обнаружено тело психоаналитика – при жизни он имел скромную практику в офисе рядом с метро «Измайловская», звезд с неба не хватал (в отличие от некоторых). Похоже на самоубийство, но точно неизвестно, полиция хранит молчание. Еще один труп последователя доктора Фрейда найден в районе Нагорного бульвара. Видимых повреждений на теле 37-летнего мужчины нет, умер в конвульсиях и судорогах. На сердечную атаку не похоже. Эксперты склоняются
Вечером майор Кобзарь завалил меня ворохом электронной макулатуры. Пациенты доктора Краузе проверялись по линии МВД. Копии водительских прав, паспортных страниц – постные лица фигурантов взирали с экрана. Четверо мужчин, четыре женщины. Директор похоронного агентства, похожий на упитанного барсука, прятал маленькие глазки в черепных впадинах. Такое ощущение, что ему предъявили обвинение в производстве и распространении порнографии, после чего сделали снимок. Худощавый офицер российской армии – на левой щеке выделялся шрам, плавные залысины окружали угловатую макушку. Инженер с прической-ежиком и правильным лицом – на такого, безусловно, западают женщины… и некоторые мужчины. Удачливый писатель с выпуклыми татарскими скулами, неряшливой чернявой копной волос и смеющимися, но какими-то мутными глазами…
В женские лица я всматривался особо тщательно. В глазах Оксаны Чернорецкой, бывшей пациентки скорбного дома, застыло бесконечное одиночество. У нее было хорошее овальное лицо, глубокие носогубные складки обрамляли пухлые губы. Новоиспеченная супруга Рита Туманович производила впечатление какой-то недокормленной. Брюнетка с длинной челкой до бровей, тонким носом, тонкими губами. Вкрадчиво улыбалась фотографу пожилая Римма Марковна – сухощавая, с острым треугольным подбородком и завитыми крашеными волосами. Софья Моретти, директор дворца бракосочетаний, не была эталоном красоты. Жесткие волосы собраны в пучок, голова приплюснута, уши стыдливо прижаты к вискам, чересчур большой рот. Но каким-то магнетизмом дама обладала – я долго не мог оторвать от нее глаз, всматривался в грубые черты, в застывший «арийский» взгляд…
И что любопытно, к каждому фигуранту имелись претензии по линии МВД. У инженера Арнгольта вскрылась крупная финансовая недостача, трясли всех. Фигуранта трижды допрашивали, в итоге сжалились и внесли в категорию «свидетель». Рита Туманович лично ни в чем замечена, но ее свежеиспеченный супруг однажды попадал в поле зрение правоохранителей – по подозрению в распространении наркотиков. Это было четыре года назад, сейчас он обладал лицензией на частный извоз и вел добропорядочный образ жизни. По крайней мере, не попадался. Матери Оксаны Чернорецкой четверть века назад было предъявлено обвинение в убийстве собственного мужа – отца Оксаны. Женщина не запиралась, убила и правильно сделала, прошла обследование в психлечебнице, задержалась там на пару лет и была отпущена на волю. Проблемы с головой – приятная традиция в чинном семействе… Писатель Рахметов грешил по молодости – кража книг из районных библиотек, похищение импортной печатной машинки из приемной деканата, манипуляции на оптовом книжном рынке в девяностые, едва не завершившиеся посадкой. Понятно, почему он стал писателем. Майору Корнилову три года назад инкриминировали изнасилование несовершеннолетней абхазской девушки по ходу несения службы в миротворческом подразделении. Разгневанные родственники бились грудью в ворота части, но быстро выяснилось, что девушка не в претензии, лично ей преступление понравилось, и сажать такого бравого офицера в сложное время – занятие расточительное.
Одутловатому господину Баеву восемь лет назад… я чуть не икнул! – предъявляли обвинение в распространении детской порнографии. Возможно, не было распространения, да и не вязался образ «гробовщика» со столь порочным занятием. Заявление написала жена – отнюдь не образец верности и добродетели, она же забрала обратно, но жизнь человеку подпортила. Достопочтенная Римма Марковна до выхода на пенсию трудилась бухгалтером в крупном столичном универмаге и едва не пошла по делу казнокрадов. Вовремя выяснилось, что она ни в чем не виновата, в отличие от всех тех, кто ее окружал. Софья Моретти чуть не села в конце девяностых – за избиение женщины на квартире у последней. История была отвратительная, связанная с лесбийским треугольником, но виновная сторона откупилась. Потерпевшая не настаивала на возбуждении уголовного дела, видимо, не хотела размахивать грязным бельем…