Восемь сантиметров: Воспоминания радистки-разведчицы

Мухина Евдокия Афанасьевна

И тут мне Даша рассказала, что радиосвязь с Еремейчиком твердая — он соединился с группой партизанского отряда…

Душой я почему-то сопротивлялась разговору обо всем, что напоминало нашу крымскую операцию. Говорю:

— Дашенька, погоди. Помнишь, начала о Старинове и Чепиге? Куда ты с ними летала, если не секрет?

— Теперь не секрет. Мы три раза вылетали. Ты еще находилась в Сочи, а мы небольшой группой вылетали под Темрюк. Поднимемся из Адлера — ясно. Туда прилетим — сплошной туман, выбрасываться невозможно.

Я вспоминаю:

— И в Крыму был туман.

Даша пригорюнилась:

— Хуже нет. Лучше бы сперва посылали на разведку погоды скоростной

истребитель, а тогда уж подымались бы мы. Но истребителей на это дело не дают… Так вот, слушай. Еремейчик соединился с частью отряда Куликовского. От основных партизанских сил их отрезали фрицы. Завтра или в крайнем случае послезавтра… Нет, это пока секрет, а я узнала…

— Что ты узнала?

Даша прильнула ко мне, заглянула в глаза:

— Подруженька, расскажи о Зубре. Какой он? Хороший командир, хороший товарищ? С ним легко или тяжело? Сильно переживает? За неудачи на бойцах не отыгрывается?

Я начинаю тревожиться:

— В чем дело? Говори прямо. Наш десант считают неудачным? Майором и мною недовольны?

Даша стала серьезной:

— Сейчас в штабе идет совещание насчет второго, более крупного десанта в тот самый пункт, где были вы. Конечно, бывает невезение — дождь, туман и так далее… Я проходила и в открытое окно слышала, как твой майор кричал: «Я не прошу скидок и усталости не чувствую! Пусть во главе полетит кто другой — разведку береговой подземной крепости беру на себя! Радистке необходим отдых — я отдыхать отказываюсь».

Я вскочила:

— Сейчас же пойду к начштаба. Мне отдыха тоже но надо. Я там была, и никто другой лучше меня не сможет… Майор думает: если мала ростом и собой невидная…

Даша меня еле догнала.

— Ты что! Я ж не имела права слышать… Начсвязи видел сейчас, что ты ревела, — значит, нервы не годятся.

— При чем тут нервы, если жалко хороших ребят? Секретов от таких, как ты и я, быть не может. Идем в штаб, будем проситься лететь вместе. Ты — в группу Еремейчика и вместе с ним в отряд, а я потребую от Зубра — пусть скажет, чем я слабей его. Если ты настоящая подруга, должна понять мой принцип.

— А как же Аверкий?

— Он меня первый станет презирать, если узнает, что из-за него манкирую.

— Но ты понимаешь, двух девушек в одной группе не пошлют. Тем более вторым радистом уже назначен Женька Харин…

Я смотрю ей в глаза и твердо произношу:

— Тогда знай: полетишь, только если откажут мне!

…Начальника штаба я не нашла. Побежала к подполковнику Северскому. Ворвалась в кабинет.

— Конечно, если товарищ Зубр считает меня плохой радисткой, останусь отдыхать, но и во мне есть гордость.

Майор Зубр сидел тут же. У него на лице было все отражено, весь разговор с начальством, все переживания от неудачи. А в глазах его читалась решимость. Не знаю, отдыхал ли он этой ночью. Судя по синим отекам, покоя не имел ни минуты. За одно мгновение я оценила прошлый наш вылет. Догадалась о мыслях, о душевных муках, которые целиком захватили командира. Вспомнила все и не нашла, за что его упрекнуть. Чуть-чуть сердилась за то, что хвалил свою дочку, а меня называл пичужкой. Но ведь я, согласно моему прозвищу, Чижик.

Я на него бросила взгляд, показывающий готовность снова и снова вместе вылетать на задание.

Он меня понял и сказал:

— Я думал, наш Чижик устал и лететь не может. А смотри-ка, смотри — глаза горят… Пиши, товарищ подполковник, сержанта Евдокимову в приказ. Лучшего помощника не найду.

* * *

Сперва предполагалось, что во главе второй группы в район Семи Колодезей вылетит капитан Чепига —

тот самый, который вместе с полковником Стариновым и моей подругой Дашей Федоренко пытался совершить выброску диверсионной группы под Темрюк. Об этом я узнала позднее, когда мы под командованием Чепиги выехали в Москву. Я бы не стала в связи с нашим вторым десантом вспоминать Чепигу, но случилось так, что в тот день меня с ним познакомила Даша. Я была в плохом настроении и очень сердилась на свою опрометчивость. Мы ругались с Дашкой. Это было на улице возле гостиницы «Сочи», где расположился штаб. На «козлике» подъехала группа командиров. Я заметила высокого бровастого майора с насупленным взглядом и назвала его про себя мрачным. Он меня вроде бы и не видел, однако я догадалась, что умеет с одного взгляда понять человека. И действительно — стрельнул по мне взглядом и отвернулся. А в эту же минуту выскочил из машины капитан — живой, быстрый, с виду ласковый. Он со всего размаху ударил по ладони Дашу Федоренко и сразу же спросил:

— Это кто? Подружка?.. Неужели Чижик? Будем знакомы — я Чепига. Даша о тебе уши прожужжала…

Он мне пожал руку, и я сразу почувствовала: вот командир собранный, сильный душой, умеющий за себя постоять, а главное — любящий людей.

Конечно, я теперь говорю так, а в то время вряд ли могла точными словами выразить свое отношение к человеку. Однако уже кое-что соображала, оценивала с пристрастием и достаточной осторожностью.

Чепига ушел, и все остальные ушли, а мы с Дашей продолжили разговор.

Из того, что я написала раньше, получается, что Даша всем сердцем рвалась отыскать в Крыму Сашку Зайцева, которого уже давно полюбила… Увидев, как я побежала в штаб требовать, чтобы радисткой к Зубру снова назначили меня, она разозлилась. А когда я вышла из штаба и сказала, что уже включена в приказ, Дашка меня чуть не избила.

— Теперь дела не исправишь, но зачем пороть горячку? Встретилась с Зубром? Поняла, какой он? Мы с тобой рядовые бойцы, но ведь не слепые кроты, правда? Он измучен, и ты измучена. Разве можно через день после таких потрясений лететь снова? Оспаривать решение штаба и больших командиров у нас с тобой права нет, а если пойдем скандалить, нам же и влетит. Я сегодня рано утром говорила с Зубром. Он после бессонной ночи стоял на балконе, я подошла к нему просто как девушка, а не как боец: «Не переживайте, товарищ майор!» Зубр на меня ласково посмотрел и говорит: «Вот такая, как ты, у меня дочка. Большая, сильная». Я ему в ответ: «Всю ночь сидели с Чижиком, и она мне рассказала: виноваты дождь и туман, а вы тут совершенно ни при чем». Не знаю, как он мне это позволил, но я его утешала, а он слушал, думал. Вдруг говорит: «Нам бы с Чижиком остаться, переждать туман и засечь эту проклятую крепость. Почему я вылетел, почему не оспорил приказ?.. Но Чижик — она такая маленькая, носик заострился, а без радистки мне там делать было нечего…»

На эти слова я сильно обиделась. Получалось, что вина за неудачу на мне. Перебиваю Дашу:

— Ты спрашивала, какой он командир, какой человек. В самые тяжелые минуты вспоминает свою дочку. Пусть бы в душе вспоминал, а не вслух, и зачем сравнивать. Его дочка учится, а мы воюем. Но я не на это обижаюсь. Как можно по внешности определять: способен ли боец выдержать?! И ты с ним согласилась, что, если у меня носик заострился, надо уже считать обессилевшей, считать, что потеряла комсомольский дух? Лучшая моя подруга, как ты могла? И все из-за Сашки Зайцева? Но ведь он-то на тебя ноль внимания, даже не замечал. О чем ты размечталась? Предложила, значит, со вторым десантом лететь вместо меня?