Восемь тетрадей жизни

Гуэрра Тонино

Даже если собака нравится детям, Мухаммед все же хочет избавиться от нее. Если не будем упоминать о еде, которая приносит ему всегда заботу, существует еще большая проблема — свободное место в двух каморках. Это и есть его жилище. На следующее утро он поднимается раньше обычного, доходит до самого базара, уже кишащего торговым людом, где в два счета теряет собаку. К сожалению, эти «два счета» оказались ошибкой, потому что немного погодя он находит собаку дома. Тогда он решает в этот день оставить работу и пешком идет к окраине города. Шагает впереди, пес бежит за ним или иногда рядом. Останавливается в тени дома, который вместе со многими другими домами окружает залитое солнцем неровное пространство. Немного погодя засыпает, и пес засыпает рядом. Потом он просыпается, а собаки нет. Тогда потихоньку он удаляется, оставив бедного пса в этой грязной и скудной тени. Освободившись от этой проблемы, Мухаммед решает побродить в центре города по улицам, раз уж день потерян. Но здесь нужно сказать всю правду. У него вовсе нет постоянной работы. Лишь иногда зовут его развешивать покрашенные полотна, и,

быть может, на другой день позовут опять собрать их. И вот это-то неопределенное положение еще более оправдывает его недоброе отношение к собаке. Потом не такое уж это недоброе отношение, он же не выгнал ее пинками из дому и не поколотил. Напротив, много раз он говорил с ней, объясняя: «Послушай, я не могу тебя оставить из-за этого, того, и другого». По правде говоря, ему удалось убедить собаку, что он не любит ее. И может быть, поэтому, из-за его решительного отказа, собака привязалась к нему еще больше. С другой стороны, такое случается часто между женщиной и мужчиной, или, если вам так больше нравится, между мужчиной и женщиной. Прямо скажем, что есть любовь и любовь. Одни при первом отказе отступают, другие наоборот, настаивают, поскольку их чувства не позволяют им принять менее унизительное для них решение. И верят при этом, что другой, возможно, уступит их настояниям. Мы не знаем, которая из этих двух причин привела снова собаку в дом к Мухаммеду. Семья была за столом, когда подозрительное поскребывание в дверь заставило кого-то подойти и открыть ее. А вот и я. Мухаммед прекратил есть.

На другое утро он садится на осла и выезжает за город. Собака, запачканная синими пятнами, следует за ним. Мухаммед время от времени поворачивается и говорит ей: «И зачем только ты себе вбила в голову, что я должен содержать тебя. Я давал тебе возможность найти себе другого хозяина в городе, а ты все время возвращалась и надоедала мне. А теперь я сам не знаю, где тебя оставить. Может послать тебя к черту и все?» И идут, и идут по пустыне. Иногда Мухаммед останавливается, расстилает свой коврик и углубляется в молитву. Добираются до маленького селения, где вокруг домов свободно пасутся животные, которые бродят в этой пустынной местности, едва тронутой зеленью. Мухаммед решает остановиться здесь. С другой стороны, они уже два дня в дороге. И во время этого путешествия собака не раз помогла ему, особенно когда порыв ветра сорвал с него чалму и быстро уносил ее по песку.

И здесь, наконец, кажется, дело идет на лад, потому что собака, хотя и не выпускает Мухаммеда из виду, с удовольствием играет с овцами и даже помогает пастуху собрать их в стадо к вечеру. Но однажды она слишком уж доверилась и решила отправиться вместе с отарой на дальнее пастбище на холме. Мухаммед воспользовался этим, чтобы покинуть пса и возвратиться в большой город к своей семье. На этот раз проблема была решена.

Прошло несколько дней. Не известно, с какого момента это началось, но все больше и больше в обычном поведении человека стали появляться какие-то новые жесты и движения, которых у него не было прежде. Теперь, например, всякий раз на улице он оборачивался. Почему? Кого хотел бы он увидеть за своей спиной? И дома, особенно во время еды, был внимателен к шумам за дверью. Иногда поднимался, чтобы открыть дверь, как будто кто-то стучал в нее или скребся. Кончилось тем, что он оставлял дверь открытой, и тогда ложка застывала в руке, и он молча следил, как вырастала проходящая по залитой солнцем дороге тень перед дверью его дома. В общем, все начали замечать, что он ждет, когда вернется собака. Мухаммед взбирался на самые высокие террасы города, чтобы с высоты лучше осматривать все улицы и площади: возвращался в те места, где прежде оставлял собаку в городе. Ходил на ту самую маленькую площадь на окраине, где они спали вместе. Снова садится на осла и отправляется в путь. Через два дня приезжает в селение, где были овцы. Говорит с пастухом, который объясняет ему, что собака убежала сразу же вслед за ним. Но куда? Пастух показывает в сторону, где в пустыне видны развалины. Мухаммед отправляется к ним. Здесь сидит одна старуха, которая сосет гранат и показывает ему, что пес убежал еще дальше. Мухаммед пускается в путь. Мы видим, как он теряется посреди раскаленной пустыни, где нет ни домов, ни деревьев, только песок и одиночество. Тем временем синяя собака, усталая и запыленная, нашла город и те самые запахи, которые привели ее к дому Мухаммеда. Она входит, и семья радостно принимает ее, потому что все понимают, что если возвратился пес, возможно, вернется и хозяин.

Тетрадь 4

ПОСЛЕ ПОТОПА — ДОЖДЬ

Крайне редко мне доводилось работать над сценарием с таким драгоценным и мощным помощником как писатель из Романьи (область в Италии, где родился Тонино). В своем деле Гуэрра настоящий Маэстро. Некоторые считают, что «Путешествие на Киферу» — это автобиографический фильм. Принимаю лишь наполовину это мнение: потому что Тонино Гуэрра так много внес своего, что теперь надобно думать, что наполовину это моя биография, а наполовину его.

Тео Ангелопулос

ЯНВАРЬ

С шумами, которые оставляют следы на снегу

3

СРЕДА

Скверная

погода. Вот уже два дня, как мы обосновались в Пеннабилли. В доме все устроено. К сожалению, много скорпионов, коих мы и убиваем безжалостно. У нас Мичико, кот, оставленный в наследство антикваром из Рима, и Джанни, друг, ему за пятьдесят. Маэстро — цирюльник и блестящий историк, он не только составляет нам компанию, но и помогает преодолевать повседневные трудности.

Жизнь в горах мне удобна в эти годы. Слышишь, как дождь падает на листву, а не голоса прохожих под окнами. Жить надо там, где слова способны превращаться в листья, раскачиваться на ветру или воровать краски облаков. За плечами наших бесед должны стоять изменчивые настроения времен года, отголоски пейзажей, где они происходят. Неправда, что слова не подвластны влиянию шумов или тишины, которые видели их рождение. Мы и говорим иначе, когда идет дождь, или при солнце, бьющем на язык.

Я помню, по этой долине,

Вдоль вод быстротечных, прошли

Данте, Джотто и Паунд,

А я пока здесь,

Стою на камнях, у реки,

Что зовется Мареккья,

И голос мой ветер уносит.

5

ПЯТНИЦА

Болит горло, дня два или три не выхожу из дома. Последние клочки снежного ковра все еще держатся на покатом склоне горы, которая превращает оконные стекла в зеркало. Нет ни малейшего желания чем-либо заняться. Читаю житие святого, давшего обет молчания. Не имея возможности выйти на улицу, замечаю, что дом сделался непомерно большим. Пересаживаюсь с кресла на диван. Всякий раз переселение от камина в малую столовую — целое путешествие. С головой углубился в драму спокойствия. Считаю дни, торопя приход весны, когда стану смотреть, как цветут деревья и распускаются тюльпаны. За окном серое небо, стена туманного воздуха скрыла от глаз гору перед домом. Корки мандаринов и апельсиновая кожура резче выделяются на цементе у ворот от предчувствия спрятанного солнца. Прошлым утром появился в кабинете пожилой господин. Он, видимо, зашел с намерением развлечь меня и утешить. Двигался неторопливо, по-восточному, представился, назвав японское имя, которое я не запомнил. Потом начал говорить: «И я поступил точно так же, как и Вы, удалился ото всех. После бесконечной трагедии взрыва первой атомной бомбы над Японией, обитаю теперь недалеко от Киото, в долине, где у меня сад. Не знаю, могу ли назвать себя монахом, либо сторожем, или простым смотрителем деревьев, окружающих меня. Главное, я могу быть наедине с природой. Иногда беру кисточку и тушь, рисую слова, упражняюсь в искусстве каллиграфии. На рисовой бумаге, которую сам и изготовляю. Не придаю никакого значения смыслу выбираемых слов. Для меня важен плавный изгиб линий, обозначающий их, плененная этим рисунком пустота внутри знака. Выступающая емкость незаполненного пространства полна тайных посланий. Дарю эти листки тем, кто приходит в сад. Созерцательное спокойствие моего бытия всецело посвящено красоте, единственной, которая дает тебе возможность коснуться сердца вселенной. Но временами жизнь возвращает моим глазам великий атомный взрыв первой бомбы над Хиросимой, который я увидел из окон больницы, где работал тогда врачом. Первое, что потрясло мое сознание — удивительная красота растущего в нескольких километрах от нас гриба. Он вызывал ощущение сказочного вертикального заката. Спасся я чудом. И благодаря этому видению сделался навсегда рабом красоты».

На окраине, в доме последнем,

Где деревня кончалась пшеницей,

Обитала девчонка одна.

В ночи ясные ей не спалось.

Выходила с ведерком воды —

Отраженье луны в нем ловила.

И носила с собою луну.

Нетерпелось, чтоб все убедились,

Когда в небе сияла большая —

Ее маленький месяц светился,

Как плененный ведерком, на дне.

28

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Вечером похолодало, и мы сидим дома. Вчера моя жена перевела мне одну из глав удивительной русской книги, которая называется «1185 год». Написал ее Можейко. Он изучал все наиболее крупные события, происшедшие в политической жизни мира и в литературе того времени.