Восемь тетрадей жизни
Шрифт:
22
ПОНЕДЕЛЬНИК
Я посетил несколько старых церквей. И заинтересовался исповедальнями. Часто похожи они на маленькие ширмы с прямоугольным отверстием, закрытым поржавевшей жестянкой с проделанными в ней дырочками, через которые проникают маленькие бедные грехи. Однажды по полудню я долго сидел на скамейке, которую использовал священник, чтобы выслушивать исповеди. Было это в капелле, покинутой более полувека назад. Передо мной алтарь с деревянными подсвечниками, окутанными паутиной. Лестницы и стремянки, и прочие инструменты крестьянской работы, прислоненные к обветшалым стенам. На земле зеленоватая грязь — куриный помет с плесенью. Жестяная пластинка исповедальни, прикрепленная к стене, оказывалась подвешенной между исповедником и грешником. Этот дырявый жестяной прямоугольник был у меня перед глазами. Я видел часть церквушки через дырочки, полные света. Мне захотелось приложить ухо к этой старой решетке, надеясь, что до меня донесется один из этих бедных голосов, быть может, оставшийся подвешенным в этом воздухе. В какой-то момент мне показалось,
26
ПЯТНИЦА
На огороде у Лизео показались первые зеленые листочки. Он сидит в плетеном кресле и смотрит на землю, которая слегка покрылась зеленой вуалью. Он признается мне, что всего лишь раз видел кино на площади в Пеннабилли, но более всего поразило его в жизни, когда в 1911 году — он был мальчишкой и находился в поле — вдруг в небе возникло чудовище овальное, длинное и круглое. Все испугались, и кто-то начал звонить в церковный колокол, чтобы предупредить о наступлении конца света, потом пришел сын Уникетты, который работал на почте, и объяснил, что эта вещь называется «дирижабль».
30
ВТОРНИК
Вчера вечером нас навестили Ринальдо и Карла. Несколько дней назад они вернулись из долгого путешествия по Китаю, и у обоих в глазах растерянность и изумление от того мира, который они посетили с рюкзаком за плечами. Особенно Карла. Она еще до сих пор под большим впечатлением от того, что с ней произошло на юге Китая. Были они в деревне, где мелкие ремесленники в ожидании клиентов чинили старую одежду. Во второй половине дня гид хотел повести их вместе с группой других туристов в буддийский храм на вершине горы, которая закрывает собой все вокруг, вместе с маленькой долиной, где они были. Карле не захотелось подниматься по бесконечной лестнице, которая вела к храму, и гид посоветовал ей остановиться в маленькой пещере около реки. Она приняла этот совет. Подошла к пещере, прохладной и тенистой, и оказалась в обществе двух китайцев: мужа и жены, которые пришли из ближнего селения. Карла захотела сфотографировать вид, открывающийся из пещеры, и выглянула из-за скалы. Пришлось немного выдвинуться вперед. Втягивая голову обратно, она задевает ухом маленький кустик, родившийся в расщелине скалы. Замечает, что жемчужина правой сережки упала в воду на самое дно, глубиной в метр. Китаец тоже замечает, сразу же снимает туфли, загибает брюки до колен, входит в воду и подбирает маленькую жемчужину, чтобы отдать ее владелице. Карла благодарит, восхищенная жестом удивительной восточной вежливости. Позднее гид рассказывает ей, что много времени тому назад жил в пещере великолепный дракон, хранитель огромной жемчужины, которая переливалась серебром и всеми цветами перламутра.
Все жители деревень и гор приходили любоваться ею. Но однажды какой-то рыбак украл ее и увез в открытое море. К сожалению, он тотчас же заметил, что жемчужина вдали от своей пещеры и от глаз великолепного дракона, потеряла весь свой блеск. Она сделалась тусклой и мертвой, тогда рыбак возвратил ее в пещеру, где она вновь обрела все свое волшебство. С той поры пещера называется «Грот возвращенной жемчужины». Легенда и история собственной жемчужины вот уже много дней не дают Карле покоя, и она думает все время об этом. Спросила меня, может ли быть тут какая-то связь. Вчера вечером нам захотелось поступить так же, как сделал это поэт Балотай, который жил в Петербурге во второй половине восемнадцатого века. Мы начали собирать светлячков заранее повсюду: и в саду, и по берегу реки Мареккьи. Потом на траве на верхней лужайке нашего сада разложили эти маленькие тельца. Вечером трава засветилась множеством сверкающих точек.
МАЙ
Лепестки роз смеются
6
ПОНЕДЕЛЬНИК
С Сальваторе Джаннелла я вновь побывал в великолепной крепости, созданной в пятнадцатом веке Франческо ди Джорджо Мартини в форме черепахи. В подземельях этого самого дворца Паскуале Ротонди решил спрятать огромное количество картин итальянского возрождения, чтобы держать их вдалеке от ненасытности немцев и разрушительных бомбардировок союзников. Хитроумная изобретательность сотворила чудо. Когда я вспоминаю профессора Ротонди, который был моим преподавателем в Урбино, вижу его таким, как увидел однажды из окна университета, в полуденный час лета. Он казался мне сверху маленьким, и строго следовал вдоль линии, которая разделяла розовую тень кирпичей Палаццо Дукале и белизну камней длинной площади. У меня создалось впечатление, что при ходьбе он ступал лишь на пятки, не прося помощи у пальцев ступни. Подумал, что ему было забавно чувствовать себя канатоходцем. Когда он повернул ко входу в Палаццо Дукале, сделал это так неожиданно и неловко, как будто падал в пустоту.
9
ЧЕТВЕРГ
Люблю развалины храмов, теперь уже окончательно покинутые. Стою и дышу воздухом диких трав и деревьев, выросших по их выбору там, где в прошлом собирались верующие, испуганные и готовые к тысячи исповедей, проговариваемых ими шепотом в заржавевшие дырочки решеток исповедален. Дождям и грозам удалось проделать щели в крыше, которая потихоньку разрушилась. Тогда люди ушли отсюда. Лишь двое братьев и сестра, так мне сказали, продолжали ходить в церковь и стояли посреди крапивы. Двое из них умерли, а третий все ходил в нее. Особенно в дождливые дни, потому что шум воды, падающей на зонт, создавал впечатление, что с ним было много людей. Я стоял там часто в тишине, как-будто ждал чего-то. Вчера ко мне подошла принцесса
Ко дню рожденья черную
Мне книгу подарили.
Ее в монастыре тибетском отыскали.
Неважно, что читать ее я не смогу.
Довольно на ветру раскрыть страницы,
Как в небо полетят слова.
12
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Вот уже несколько лет, как я восхищаюсь форменным невежеством. Но не тем, тщательно скрываемым образованными людьми, которые стараются любым способом не обнаружить свою темноту. Невежество настоящее, сказал бы, примитивное, близкое к земле, к грязи, в которую не упадет ни зерно злаков, ни семена цветов. Невежество, способное родить сказочные жесты, иногда прозрения, которые мы иногда получаем от сумасшедших, или от детей. Феллини часто привязывался надолго к людям, живущим у последней черты принятого, упорядоченного способа бытия. Я был знаком с двумя из них: Фред, бывший танцор, победитель бального конкурса на выносливость, и другой, боксер, давно не у дел. Они с утра дожидались под домом, чтобы подняться и опустошить его холодильник. Однако взамен дарили свое внимание и загадочную способность слушать. Федерико бросал свои слова в тишину их молчания и, с деланным равнодушием внимал их проблемам до тех пор, пока, так или иначе не разрешал их. Ему было необходимо несведущее внимание, сходное с тем, которое дарят кошки или любое другое домашнее животное. Для многих необходимо присутствие рядом человека, способного выслушать тебя и создать иллюзию твоей защищенности. Бывший боксер, в то время как Федерико принимал ванну, вручал ему гирю и заставлял поднимать ее медленно до трех раз. Вот и вся утренняя гимнастика. Внимание Фреда сопровождалось скромной жестикуляцией рук и гримасами лица, чтобы еще более подчеркнуть свой интерес и поддержку к рассказам маэстро, который был вполне удовлетворен этой непритязательной публикой, ему было иногда необходимо выплеснуть перед кем-нибудь, освободиться от накопившихся неприятностей. На диванах студии, во время сонного летнего отдыха, Фред тихо рассказывал об ужасах и перепетиях своей семьи. Для Федерико, вероятно, было облегчением выслушивать бесконечные жалобы, это помогало ему забывать о собственных муках, причиняемых бессонницей, которой страдал по ночам. Ему удалось-таки передать Фреда Мастроянни, который держал его возле себя долгие годы до тех пор, пока тот не умер вдали от дома, как это делают коты. Для меня более чем для других, остается загадкой, какого рода пищу могли получать как Федерико, так и Мастроянни от этих поверженных ангелов-хранителей. Как вдруг, прошлой ночью, я спросил себя: а не был ли и я сам тоже какое-то время одним из этих бедняг, составляющих компанию. В те первые годы в Риме, когда Федерико каждый день подбирал меня на тротуаре рядом со стадионом Фламинио, где я в тесноте обитал в то время. Мы ехали в Остию или Фреджену, чтобы взглянуть на море. Между тем он мне рассказывал о фильме, который хотел снимать о «маменькиных сынках», и я внимательно слушал или, возможно, говорил с ним на диалекте, чтобы в воздухе раздавались звуки, которые позволили бы ему перенестись в годы его юности в Римини. По воскресеньям он вез меня в Чинечита[10] и просил зажигать свет в павильоне № 5. Он шагал в тишине этой огромной пустоты, а я стоял за ним на некотором расстоянии, помогая ему потеряться на тропах его воображения. Быть может, и я, когда приезжаю теперь в забытые места долины реки Мареккья и останавливаюсь, чтобы поговорить с одинокими стариками со свойственным только им первозданным способом жизни и пониманием мира, питаюсь их счастливым неведением.
20
ПОНЕДЕЛЬНИК
Сегодня утром я перебирал листья на кустах роз. Кто-то их ест. Мне сказали, что это могут быть улитки. Я ищу их в камнях высоких стен, которые ограждают собой вытянувшиеся поля, покрытые травой. После ужина я отдыхал в сумерках. Поднимаюсь с матерчатого кресла, потому что заметил в темноте воздуха маленькие огоньки. Это первые светлячки, которых вижу летящими в Пеннабилли. Потихоньку направляюсь к сливе, стоящей на краю лужайки. Делаю первые три шага — и что-то хрустит, раздавленное моими туфлями. Потом еще и еще. Понимаю, что убиваю улиток. Мне ведь говорили, что они выползают ночью. Чувствую, что это моя месть за листья роз. Более не обращаю внимание на туфли — которые оказались виноватыми в этом. Смотрю на небо и стараюсь отыскать Большую Медведицу. Вчера один знающий человек сказал мне, что главные пожиратели листьев — это маленькие черные долгоносики.
Я бывшую невесту сына
В Париже повстречал
На улочке, где много африканцев.
Лет двадцать уж тому,
Когда впервые я ее увидел,
Бабочкой казалась
С огромным бантом в волосах.
Застывшая, на мир смотрела,