Восемь
Шрифт:
Лишь запах от крови – всегда он так нов.
Давай посидим с тобой перед дорогой.
Как будут те дни без тебя пролетать?
В какую-то точку уставились оба,
И нечего, вроде, друг другу сказать…
Глаза же твои опечалены очень,
Я вижу в раздумьях тебя непрестанно.
Но слезы скрываю и днем я, и ночью:
Я плачу в душе, но безмолвно и тайно.
Встревоженным
Не болен ли? –
Бледны твои черты.
И вымолвить ни слова не желаешь.
Но выслушать меня не мог бы ты?
Во мне не видно тени недовольства,
В глазах застыли слезы, как любовь.
Ты подскажи – единственная просьба –
Как разговор начать, с каких мне слов?
Как будто собирался говорить,
Шагнул ко мне, но вдруг внезапно вышел.
Всплыла ль воспоминаний неких нить,
Был чем-то насторожен, что-то слышал?..
Мои глаза вослед тебе глядели,
Горячий жар тонул в моих слезах.
Твои слова, что прозвучать не смели,
Не тяжко ли держать тебе в устах?
Таким тебя еще я не видала:
В глазах печали выстроились в ряд.
Зачем тебя в тот час я повстречала,
Когда твой взгляд лишь сыпал листопад?
Ты попытался сам с собою сладить –
Напрасно: нужный вид не обрести…
Скажи, куда теперь мне взгляд направить,
Чтобы слова любви произнести?
Буду весь день пребывать я в раздумьях:
Птичка, ты просто страдать заставляешь –
Ты просишь то, чего дать не могу я,
И тем так сильно меня смущаешь.
Ты умоляюще смотришь, когда я
В клетку бросаю зерно и лью воду.
Я могу дать то, чем я обладаю,
То, что имею, увы, несвободу.
Сумбур и смута, ветер на дворе,
В окошко бьется снежная игра,
Но ветер моей жизни не добрей –
Не так страшны мне эти вот ветра.
А дождик за окном льет все сильней,
С утра до ночи, вечером и днем:
Но пред лицом моей судьбы дождей –
Мне этот дождик просто нипочем.
Рассветы так медленно здесь наступают,
Так медленно здесь высыхает кровь.
Тюремное дерево горько рыдает,
Заря все никак не наступит вновь.
А время на стенах бетонных застыло,
Все те же – страдание, горе, и рев.
Тут все, как и прежде, тут все, как и было,
Лишь запах от крови – всегда он так нов.
Я
Когда хоть слово ты промолвишь,
Насупил брови – злишься на меня.
На хлеб, что я пекла, и взгляд не бросишь,
Не тронута в котле моя стряпня.
Идешь работать – та же все картина.
Что ж, голодай, не буду лезть никак:
Меня ждет в комнате моей моя Марина,
Ждет в комнате меня мой Пастернак.
Я – точка,
Я являюсь точкой скромной,
Откуда ты в нее меня собрал?
Неужто ты, такой большой, огромный,
Живешь, вмещаясь в глаз моих овал?
Со мной считаться, ты решил, не надо,
Ты слез моих не замечать готов,
Признайся, все ж, что ты, такой громадный,
Немного менее моих зрачков.
Провожаешь меня…
Мой багаж на руках,
Сердце словно в гортани застряло моей.
Вот увидишь, сейчас я не буду в слезах –
Только ты…
Только ты отходи поскорей.
А в груди моей что-то так странно звучит,
Вот и губы мои начинают дрожать:
Сам виновен – такой у тебя скорбный вид,
Будто в путь мой последний пришел провожать…
Нет, этот день придет совсем другим:
Пусть так же солнце будет свет давать
И будет сад мой осенью тесним,
Но что-то будет день тот отличать.
Смерть неизбежна, и болтать тут что ж?
Я слышу каждый звук, напряжена…
Мой смертный день пусть будет непохож
На дни, какие я пережила.
Хочу летать я вместе в небе голубом,
Хочу летать я радостно, счастливо,
Дай мне возможность полетать – вдвоем,
Хоть раз в твоих объятиях красиво.
Застывшей, без порыва я жила,
Дни без полета память наводнили.
Когда-то мои слабые крыла
Меня в земные недра опустили.
Как много бед мне, жизнь, дано тобой,
Подчас терпенья может не хватить,
Предстань же столь прекрасной предо мной,