Восхождение
Шрифт:
Директор заметно нервничал. После вчерашнего успеха Касумова и начала кадровых перестановок в руководстве Азнефти по заводу наверняка распространились слухи о грядущих изменениях.
— Начнем с основных перегонных установок, — распорядился я, и наша группа, состоящая из Завадского, Филатова, нескольких технических специалистов и сопровождающих, направилась в глубь заводской территории.
Первое, что бросалось в глаза, это удручающее состояние инфраструктуры.
Трубопроводы с многочисленными следами ремонта и подтеками, покореженные металлические площадки,
— Кубовые батареи периодического действия, — Завадский покачал головой, указывая на ряд огромных металлических резервуаров. — Система перегонки образца 1890-х годов. В Америке от такой технологии отказались еще двадцать лет назад.
— Когда проводилась последняя модернизация? — обратился я к Нагдалиеву.
Директор замялся:
— Частичная реконструкция проводилась в 1925 году. Но… средств всегда не хватало. Руководство треста считало модернизацию нерентабельной.
Мы приблизились к основному перегонному цеху. Оглушительный шум работающих насосов, свист пара и лязг металла создавали невыносимую какофонию. Рабочие, многие с обожженными руками и закопченными лицами, обслуживали примитивное оборудование в условиях, далеких от элементарных норм безопасности.
Филатов остановился у одной из цистерн, наполненных светлой жидкостью, и зачерпнул небольшое количество в стеклянную пробирку.
— Это ваш авиационный бензин? — спросил он у сопровождающего нас главного инженера завода.
— Да, товарищ полковник. Высшего качества! — с гордостью ответил тот.
Филатов поднес пробирку к носу, затем взболтал жидкость и внимательно посмотрел на свет:
— Октановое число?
— Семьдесят два — семьдесят четыре, в зависимости от партии, — ответил инженер.
— Этого абсолютно недостаточно для современных авиационных двигателей, — жестко заявил Филатов. — Современные истребители требуют бензин с октановым числом минимум восемьдесят семь, а для перспективных моделей девяносто и выше. При использовании такого топлива двигатели быстро выходят из строя, снижается мощность, увеличивается расход.
— Но технологически мы не можем… — начал оправдываться инженер.
— В том-то и проблема, — прервал его Филатов. — Устаревшие технологии обрекают нашу авиацию на техническое отставание. В случае военного конфликта это может стать решающим фактором поражения.
Мы продолжили осмотр, переходя от установки к установке. Везде картина повторялась. Морально и физически устаревшее оборудование, низкая эффективность, высокий уровень потерь при переработке.
В лаборатории технического контроля нас встретил пожилой химик. Профессор Алекперов, глава геологической службы Азнефти, прибывший по нашему запросу.
Невысокий худощавый мужчина с аккуратно подстриженной седой бородкой и проницательным взглядом умных глаз, он сразу произвел впечатление человека, глубоко понимающего проблемы отрасли.
— Товарищ Краснов, позвольте продемонстрировать результаты анализов, — профессор разложил
— Однако выход бензина на ваших установках составляет всего двадцать-двадцать два процента от общего объема переработки, — заметил я, изучая производственные отчеты. — Куда исчезают остальные шестнадцать процентов потенциального выхода?
Алекперов печально вздохнул:
— Большая часть теряется из-за несовершенства технологии перегонки. Выкипает в атмосферу, сжигается в факелах, оседает в виде отложений. Примитивные кубовые батареи не позволяют эффективно разделять фракции. Да и сам процесс перегонки без давления не обеспечивает должного выхода светлых нефтепродуктов.
— А ведь это не просто экономические потери, — вмешался Филатов. — Это прямая угроза обороноспособности страны. По расчетам наркомата обороны, потребность в высокооктановом авиационном бензине к следующем году возрастет минимум вдвое, а к 1934-му вчетверо. При нынешних технологиях мы не сможем обеспечить даже половины этих потребностей.
Я задумчиво рассматривал образцы нефти с разных месторождений, выставленные в лаборатории в стеклянных колбах. От почти прозрачной, светло-янтарной с месторождений Сураханы до тяжелой, густой, темно-коричневой с Биби-Эйбата.
— Профессор Алекперов, скажите, а какова геологическая картина других, не разрабатываемых пока месторождений? — спросил я.
Алекперов оживился:
— О, там скрыты настоящие сокровища! По нашим предварительным данным, на глубинах свыше двух тысяч метров залегают пласты с еще более высоким содержанием легких фракций. Но с существующей технологией бурения достичь их невозможно. А теперь, с турбобуром Касумова…
— Именно, — кивнул я. — Турбобур открывает доступ к глубинным запасам. Но нам потребуются и новые технологии переработки для максимально эффективного использования этой высококачественной нефти.
Я обратился к притихшим заводским специалистам:
— Знакомы ли вы с технологией каталитического крекинга?
Несколько инженеров неуверенно переглянулись.
— Теоретически… — начал главный технолог завода. — В американских журналах публиковались статьи. Но промышленных установок пока нет даже в США. Это экспериментальная технология.
— Не совсем, — возразил я. — На заводах «Standard Oil» в Нью-Джерси уже работают опытные установки. Принцип действия основан на использовании катализаторов, ускоряющих реакции расщепления тяжелых углеводородов на более легкие. Это позволяет не только увеличить выход бензина на тридцать-сорок процентов, но и значительно повысить его октановое число.
Я заметил, как Завадский удивленно поднял брови. Моя осведомленность в технологиях будущего иногда проявлялась слишком явно.
— Это требует сложного оборудования и специальных катализаторов, — скептически заметил Нагдалиев. — Где мы возьмем все это?