Восхождение
Шрифт:
Полевой лагерь мы разбили на берегу небольшой речки Усень. Место выглядело неприметным.
Пологий склон холма, поросшего редким кустарником, каменистый берег реки с выходами известняковых пород, небольшая роща на противоположном берегу. Ничто не выдавало богатств, скрытых под землей.
На следующее утро я собрал группу для предварительной рекогносцировки местности.
— Товарищи, сегодня мы проведем геологическую съемку участка и определим точное место для бурения первой скважины, — объявил я. — Применим как традиционные
Некоторые из геологов улыбнулись, переглянувшись. После успеха в Ишимбае отношение к моему лозоходству заметно изменилось. Скептицизм уступал место заинтересованному ожиданию.
Я достал новую лозу, специально срезанную с местной ивы, и начал медленно обходить намеченный участок. Члены экспедиции следовали за мной, наблюдая за движениями веточки в моих руках.
Примерно через полчаса, достигнув точки, где по моим знаниям находилась самая богатая часть Туймазинского месторождения, я позволил лозе резко дернуться вниз.
— Здесь очень сильная реакция, — произнес я, останавливаясь. — Сильнее, чем в Ишимбае.
Архангельский с интересом наблюдал за моими действиями:
— Попробую и я, с вашего разрешения. Может, научусь.
Я передал ему лозу и показал, как правильно держать ее. Молодой геолог прошел по моим следам, но веточка в его руках оставалась неподвижной.
— Не получается, — разочарованно произнес он.
— Это приходит не сразу, — успокоил я его. — Нужен особый настрой, чувствительность к электромагнитным полям Земли.
К обсуждению неожиданно присоединился пожилой башкир-проводник Тимербулат, которого мы наняли в Туймазах:
— У моего деда получалось искать воду с веткой. Говорил, не каждому дано. Только тем, у кого сердце чистое и душа с природой говорит.
Это непреднамеренное подтверждение от местного жителя придало моим действиям дополнительную достоверность.
После определения перспективной точки мы приступили к обычным геологическим исследованиям. Взяли пробы почвы, провели замеры магнитных аномалий, изучили обнажения пород. Все это служило научным обоснованием для бурения и маскировало мое «сверхъестественное» знание.
Вечером в лагере состоялось совещание, на котором явно ощущалось разделение на два лагеря. Большинство членов экспедиции, воодушевленные успехом в Ишимбае, полностью доверяли моим методам.
Но образовалась и оппозиция во главе с геологом Завьяловым, молодым выпускником Ленинградского горного института, приверженцем строго научного подхода.
— Товарищи, — выступил Завьялов, поправляя очки в тонкой оправе, — я ни в коем случае не подвергаю сомнению авторитет товарища Краснова. Но научный метод требует объективных доказательств и проверяемых гипотез. Лозоходство — это средневековая практика, не имеющая научного обоснования.
— А результат в Ишимбае? — возразил Архангельский. — Первый же указанный Леонидом Ивановичем участок
— Статистически недостаточная выборка, — парировал Завьялов. — Один успешный случай может быть простым совпадением. Предлагаю в Туймазах пробурить контрольную скважину в месте, определенном традиционными геологическими методами, для сравнения результатов.
Предложение выглядело разумным, но могло отнять драгоценное время и ресурсы. Я решил применить управленческий прием:
— Ваше стремление к научной строгости похвально, товарищ Завьялов. Но у нас ограниченные ресурсы и время. Предлагаю компромисс. Бурим основную скважину в указанной мной точке, но вы определяете место для дополнительной, разведочной скважины небольшой глубины. Если обе дадут положительный результат, значит, месторождение действительно обширное, как я и предполагаю.
Такое решение удовлетворило всех. Завьялов получил возможность проявить свои научные способности, а экспедиция — дополнительные данные о структуре месторождения.
К работе приступили немедленно. На этот раз в нашем распоряжении находился новейший турбобур, уже успешно опробованный на промыслах Азнефти. Это изобретение, которое в моей прежней реальности появилось примерно в это же время, позволяло значительно ускорить процесс бурения.
— Уникальная технология, — объяснял я Архангельскому, наблюдая за монтажом оборудования. — Принцип совершенно иной, чем у традиционного роторного бурения. Двигатель находится непосредственно над долотом, в скважине, и приводится в движение потоком промывочной жидкости. Скорость проходки увеличивается в три-четыре раза.
— Гениальное решение, — восхищенно произнес молодой геолог. — И тоже ваша разработка?
— Что вы, что вы, разве я специалист? — скромно ответил я. — Концепцию и техническую реализацию выдвинули и осуществили замечательные инженеры Азнефти.
Бурение началось на следующий день и продвигалось с впечатляющей скоростью. Наша буровая бригада работала в три смены, круглосуточно, а я практически не покидал площадку, наблюдая за процессом и консультируя специалистов.
На четвертый день бурения, когда скважина достигла глубины около пятисот метров, появились первые признаки нефти. Выбуренная порода содержала явные следы углеводородов.
— Нефтепроявление! — радостно сообщил буровой мастер Загорский. — Причем интенсивнее, чем в Ишимбае на той же глубине!
Это известие моментально разнеслось по лагерю. У буровой собрались практически все члены экспедиции, даже повара и водители. Архангельский, разглядывая образцы керна через лупу, возбужденно объяснял:
— Видите пористую структуру известняка? Идеальная порода-коллектор для нефти. А темные включения это уже сама нефть, пропитавшая породу.
— Думаю, главный нефтеносный пласт еще глубже, — заметил я. — Нужно продолжать бурение.